Последняя Арена 4
Шрифт:
— Да-да, — поддержал я.
— Хорошо. Расскажи всё, что ты знаешь об Арене, — протянул Столыпин, схватив меня за подбородок и задрав мою голову. — Какие возможности открываются после получения ранга адепта? Что бывает после прохождения десятого этажа данжа? Что такое зазеркалье? Что открывается после прохождения ступеней инициализации? В каком пространстве ты побывал в самый первый раз и что получил из него?
С каждым вопросом сердцебиение учащалась, а обрывки памяти вставали на свои места. Вспомнил системное оповещение, которое периодически мелькало предо мной, когда я открывал
Вам запрещено распространять информацию. В случае нарушения вы будете наказаны уменьшением количества возрождений, блокированием способностей, стиранием характеристик или уничтожением знаков силы. При распространении информации десяти и более особям вы будете обнулены.
Без понятия, что это: то ли внутреннее чутье, то ли игровая интуиция, то ли ещё черт пойми что, — но я знал, что распространение этой информации отразится и на моем настоящем аватаре.
— И снова в глазах появилось осознание, — сказал полковник. — Теперь правдиво ни на что не ответит. Лёня, можешь начинать.
Столыпин отошел от меня. В его руках появилось приспособление, напоминающее пульт от телевизора. Генерал вдавил красную кнопку. Прибор, зафиксированный на моей кисти, завибрировал, а дальше меня поглотила вспышка нестерпимой боли.
Ментальная ловушка оказалась сложнее, чем думалось в начале.
Глава 26
— Что ты ещё знаешь? — донёсся до меня бесстрастный голос генерала.
— Про Арену... — смог выдавить я, — это всё.
Перед глазами мутилось. В ушах нескончаемым звоном скрежетал нестерпимый звук. Не знаю, что за прибор был зафиксирован на моей ладони, но его воздействие, казалось, проникало во все части тела. Тонкие иглы впивались под ногти. Из их остриев исходил энергетический импульс, который растекался по всему организму. Я чувствовал кипение крови. Ощущал, как предмет вытягивает мышцы и выворачивает жилы. Мозг, не способный уместиться в черепной коробке, будто плавился и выливался тонкой лужицей по щекам.
— Он врёт, — безразличным тоном проговорил полковник.
Между вспышками безумной боли я распознал его фамилию — Стоменов. Тот самый вояка, жену которого я когда-то спас.
— Вижу, — Столыпин прошествовал к следующему кейсу. Чемоданчик с небольшим шипением открылся и выпустил облако синего пара.
Я смог приподнять веки и разглядел в руках генерала заполненный зеленоватой жидкостью шприц и брусок, напоминающий напильник. Не к добру...
Про Арену пришлось рассказать. Я сообщил только то, что было во всеобщем уведомлении. Пытался что-то придумать от себя, но каждый раз Стоменов говорил: «Он врёт».
— Если думаешь, что ты познал боль, то ошибаешься. Знаешь, что это? — Столыпин встал передо мной.
— Сыворотка правды? — предположил я, в очередной раз пытаясь сломать кандалы. Они были сделаны из странного материала. На вид — простой металл, но сколько бы я ни вдавливал в него руки, на коже не появлялось никаких повреждений. Про изделие и говорить нечего — оно оставалось нерушимым.
— Если бы, — притворно вздохнул
Столыпин вогнал иглу в левую ногу и вдавил клапан. Затем проделал то же самое с правой. Двумя тычками пронзил мне руки. Когда шприц был около шеи, я качнул головой в надежде, что металл погрузится глубже, чем следует, и пронзит артерию.
— Хорошая попытка, — усмехнулся генерал, — пришельцы всегда зачем-то пытаются убить себя. Для чего вам это? Тоже будешь рассказывать сказки о воскрешении?
Я ничего не ответил, пытаясь унять клокочущую ярость. Вещество уже разливалось и начинало действовать. Кожа ощущала всё: и холодную поверхность каменного стула, и давление кандалов, и какую-то мошку, что наглым образом ползала по тому месту, где совсем недавно был первый пыточный прибор.
— Мы дадим тебе ещё один шанс. На этот раз последний. Сейчас я покажу тебе, что будет, если ты не начнешь говорить.
Он надавил пальцем на мой подбородок — голова послушно поднялась и, замерев, осталась на месте. Затем ловко, будто занимался этим всю жизнь, разжал мою челюсть и вставил в рот напильник.
— Мы дадим тебе ещё один шанс, — повторил Столыпин и провел насечкой по моим зубам.
Адская боль... Десяток однотипных движений наполовину сточили передние резцы.
Генерал был прав. Я не мог пошевелиться, но при этом чувствовал всё. Абстрагироваться не получалось. Мои мучения прервал голос военного:
— Чтобы ты понимал, здесь больше двух десятков кейсов. И каждый из них способен довести человека до безумия. Не думай, что сможешь уйти в забытие. Есть и другие вещества, которые будут сохранять твоё сознание. Из самого простого — адреналин, — Столыпин повернулся к офицерам, которые с безразличными лицами наблюдали за экзекуцией. — Господа, у нас есть полчаса, пока пришелец сможешь по-настоящему осознать безвыходность своей ситуации. Перерыв! А ты, Фрол, не расслабляйся. Каждые пять минут к тебе будет приходить человек и напоминать, что будет, если не пойдешь на сотрудничество.
Я пытался пробудить сокрытые во мне силы и испепелить ненавистных авалонцев, но всё было тщетно: магия никак не хотела отзываться на мои мысленные потуги.
Генерал сдержал обещание. Вскоре, когда генштаб покинул зал, явился боец с пластырем на переносице. Я признал Альберта, которому не так давно расквасил нос.
Следующие десять минут слились в нескончаемую агонию, которая почти не прерывалась. В моменты, когда напильник, который уже был изгваздан в крови из дёсен, замирал, доносилось злобное шипение: