Последняя база

Черри Кэролайн Дженис

Коледи вышел в коридор.

– Очистить помещение!

Крессич услышал возмущенные крики и плач. Люди Коледи (некоторые из них были вооружены металлическими прутьями) выжимали толпу из коридора. Вскоре Коледи вернулся в кабинет. Реддинга, который уже пришел в себя и мычал, мотая головой, поставили на ноги. Кровь из раны на виске залила ему все лицо.

"Его убьют, - подумал Василий, - когда кругом будет поменьше народу. А потом станционная полиция найдет в космосе его труп".

Несомненно, Реддинг тоже это понимал. Он опять рванулся, но его быстро выволокли за дверь.

– Прибери здесь, - велел Коледи одному

из охранников, оставшихся в офисе, и тот стал искать, чем бы вытереть пол. Коледи снова присел на край стола.

Крессич опустил руку и достал из-под стола бутылку. Затем из выдвижного ящика он вытащил два стакана и наполнил их. Глотая низовое вино, Василий попытался напряжением воли изгнать из конечностей дрожь, а из груди - колющую боль.

– Стар я слишком для этого, - пожаловался он.

– Насчет Реддинга не беспокойтесь.
– Коледи поднес стакан к губам.

– Не надо создавать таких ситуаций, - проворчал Василий.
– Не продавайте обещаний, которых я не могу выполнить.

Коледи ухмыльнулся, отчего его лицо стало совсем уродливым.

– Рано или поздно Реддинг все равно бы напросился. Он платил только за первое место в очереди.

– Не хочу ничего знать.
– Крессич сделал большой глоток.
– Избавьте меня от подробностей.

– Господин Крессич, давайте мы вас отведем домой и поставим охрану, пока не улягутся страсти. Ей-богу, так будет лучше.

Демонстративно медленно Крессич допил вино. Один из молодых подручных Коледи собрал разбросанные по полу бумаги и положил их на стол. Только после этого Крессич поднялся. Ноги его подкашивались, взгляд избегал алых пятен на ковровом покрытии.

В сопровождении Коледи и еще четверых он вышел в дверь черного хода, через которую только что увели Реддинга. По коридору они добрались до яруса, где находилась тесная квартира Крессича. Комп здесь не действовал, и Василию пришлось вручную набирать комбинацию замка.

– Я больше не нуждаюсь в вашем обществе, - настойчиво произнес Василий. Поглядев на него с недоброй улыбкой, Коледи кивнул.

– Я потом свяжусь с вами, - сказал он.

Крессич вошел, заперся изнутри и встал посреди комнаты. Его подташнивало. Спустя минуту-другую он сел в кресло у двери и попытался успокоиться.

В "К" нарастало безумие. Направления на Нижнюю, выданные наиболее благонадежным из тех, кто мечтал вырваться из карантинных секций, только усугубили отчаяние остальных. Обстановка накалялась, власть поделили между собой шайки. Только бандиты чувствовали себя в безопасности, никто другой не мог спокойно ходить по коридорам, если банда не брала его под защиту. А делалось это за плату. Самой устойчивой валютой считались пища, услуги и тела. Вполне годились также наркотики, лекарства и вообще все ценное... Все это уплывало за контрольно-пропускные пункты - охранники у турникетов не упускали возможности погреть руки.

А Коледи торговал посулами. Обещал свободу, жизнь на Нижней. Продавал даже места в очереди за справедливостью и все остальное, на что ему и его полиции удавалось найти спрос. Даже сбывал другим бандам лицензии на охрану тех, кто готов был за это платить. У людей оставалась только одна надежда - переселиться на Нижнюю. И те, кто получали отказ или сталкивались с проволочками, доводили себя до безумия мыслями, будто в их электронные досье вкралась ошибка, будто они попали в черный список и обречены гнить заживо в "К". Учащались самоубийства,

многие беженцы сознательно шли на конфликт и погибали. Некоторые расправлялись с теми, кто, как они считали, оболгал их. Другие становились жертвами бандитов.

– Там убивают!
– кричал однажды в очереди к Крессичу молодой человек, получивший отказ.
– Никто не попал на Нижнюю! Всех вывели отсюда и прикончили! Рабочих туда не набирают, и молодых тоже, только стариков и детей, чтобы избавиться от них!

– Заткнись, сволочь!
– завопил кто-то, и трое просителей избили юношу до полусмерти, прежде чем парни Коледи вытащили его из коридора. Остальные плакали, стоя в очереди и сжимая в руках листки с прошениями о переводе.

Сам Василий не просился на Нижнюю - боялся, что тогда откроется его связь с Коледи. Полиция торговала с Коледи, и это было опасно. Крессич пил вино с черного рынка, ходил в окружении телохранителей, - любой другой в "К" мог только мечтать о таком, если сам не был бандитом. Однако если бы Коледи вдруг заподозрил, что депутат Крессич хочет вырваться из его паутины...

Василий убеждал себя, что делает доброе дело, - пока распоряжается в карантинной зоне, пока раз в пять дней принимает просителей, пока способен предотвращать самое худшее.

Да, иногда ему удавалось остановить Коледи. Да, иногда телохранители Василия, прежде чем решиться на серьезный шаг, задумывались. В меру своих возможностей Крессич спасал человеческие жизни и поддерживал порядок, не давая "К" окончательно скатиться в анархию.

И у него оставалась возможность (по крайней мере, надежда) вырваться отсюда. Когда станет невыносимо, когда наступит неизбежный кризис, он попросит убежища. Его не швырнут обратно на верную смерть.

Он поднялся, разыскал на кухне бутылку и перелил в стакан больше четверти ее содержимого, стараясь не думать ни о случившемся, ни о том, что еще может случиться.

Реддинг к утру будет мертв. Василию не хватало сил жалеть его. Вспоминались только безумные глаза, слетающие со стола бумаги, рука с ножом, которая тянулась к нему... к нему, а не к приспешникам Коледи.

Василий содрогнулся всем телом и залпом осушил стакан.

6. ПЕЛЛ: ПОМЕЩЕНИЯ НИЗОВИКОВ; 23:00

Дождавшись смены, Атласка возвратилась в тускло освещенное жилище, размяла ноющие мускулы, сняла маску и тщательно умылась (в бараке низовиков всегда стоял чан с холодной водой). Синезуб, не отходивший от нее ни днем, ни ночью, тоже умылся, затем присел рядом на корточки, положил ей ладонь на плечо и прижался щекой к груди. Они ужасно устали груза было очень много, и хотя большую часть работы сделали гигантские машины, досталось и низовикам. Ведь это они грузили вещи на машины.

Атласка взяла вторую руку Синезуба, повернула ладонью кверху, полизала мозоли. После чего наклонилась к нему и лизнула в щеку, туда, где маска взъерошила мех.

– Люди Лукаса!
– зарычал Синезуб. Его взор блуждал по потолку, лицо исказилось гневом. Сегодня низовики работали на людей Лукаса, устроивших смуту на Нижней. У Атласки тоже хватало мозолей, болели спина и руки, но она беспокоилась не за себя, а за Синезуба. Ее пугало совершенно необычное выражение его лица. Разозлить Синезуба было очень непросто, он всегда старался прежде подумать, подумав же, злиться переставал. Сейчас он тоже подумал, но это не помогло. Если он выйдет из себя перед людьми, людьми Лукаса, это может кончиться плохо.