Последняя черта
Шрифт:
— Где ты пропадал?! Думали...
Бездонное небо укрывали тучи. Холод добирался до шеи, хотел бы забраться и дальше, но не давала тёплая одежда. Утром всегда морозно, но Питер теперь не спал совсем. Ночью ли, днём — жизнь в городе кипела неистово каждую секунду, взрывалась редкими коктейлями Молотова совсем отмороженных и обозлённых.
— Целый? Поймали?
Они трое избежали злобного, требовательного взгляда Доктора. Рыжий спал, как и Таша — вчера все засиделись совсем допоздна. Одна только Меланхолия едва не отрубилась на кухне около полуночи,
— Да чего вы докопались до парня! — вступился кто-то.
Война — самое страшное, что возможно в этом мире. Крики и кровь, смерть. Боль. И теперь Алексей знал это не понаслышке, на собственной шкуре испытал описанное на страницах учебников. Было сейчас жутко, страшно и тяжело. Папка, спрятанная под пальто тянула на дно Невы, а затем — в сам Ад, потому что ничего кроме него пророчить она не могла.
— Ну как же...
Лёха опять сглотнул, сжал челюсти. Представлял, конечно, что его узнают быстро, но всё равно был не готов. Ворон с Алисой затесались где-то позади, в том кольце, которым его сейчас окружили.
— Я...
Он прикрыл глаза. На пальцах до сих пор оставалось ощущение мягкий волос, оно будто пеплом оседало на ладонь. Катя не проснулась и собирался Лёха настолько тихо, насколько был способен.
— У меня есть что сказать. Дайте рупор! — выкрикнул, чуть поднимая голову в сторону толпы.
Рупор ему дали через минуты две. Руки, так спокойно гладящие нежную кожу плеча ещё два часа назад, сейчас тряслись. Всего одна фраза и вскинутая рука: «Голосование фальсифицировано!» и пути назад не будет никому. Пока Лёха шёл сюда, то думал, на что обрекает этих людей. На него смотрели с какой-то надеждой, а он сейчас эту самую надежду у каждого забирал.
Обернулся, нашёл взглядом нервничающую Алису и полез свободной рукой во внутренний карман. Ободряюще улыбнулся, вскинул руку, отворачиваясь и упал.
Каста недоумённо моргнула, подалась было вперёд, но всё поняла по прозвучавшему тут же крику. Глаза округлились, её повело в сторону, но Алиса всё же бросилась вперёд, сквозь начавшуюся панику толпы. Не кричала, не плакала — оттолкнула одного человека в сторону, второго и находилась в какой-то призрачной прострации. Её будто не замечали сейчас, как и она себя.
— Лёх... — тихо-тихо сорвалось с обветренных губ, а потом все звуки будто вернулись. Алиса услышала крики, вой сирены, тут же погружаясь в атмосферу паники, но видела по настоящему только тело, мелькающее за мельтешащими людьми.
Её толкнули в очередной раз. Ноги подкашивались, наливались слабостью, а в груди неприятно тянула то ли истерика, то ли простое волнение. Алиса понимала — Лёха уже не поднимется. Смогла разглядеть красное пятно на лбу и понять, что без шансов. Всё равно мысль не хотела осознаваться полностью, до конца. Обрушилось
«Его убили» — вырвалось из торнадо молнией, снова возвращая в реальность.
— Ворон! — до хрипа крикнула Каста, завертев головой, выставила локти, что бы в очередной раз не потеряться в этом хаосе сирен, криков, редким выстрелов где-то на отдалении. — Во-оро-он!
А Ворон услышал выстрел. Услышал, как ему показалось, за секунду до. Так чётко, как не слышал выстрелы никогда в жизни — они всегда казались далёкими и чужими, даже его собственные. А этот...
Один шаг в толпу, в сторону упавшего Лёхи, несколько секунд ожидания движения, дыхания — такого тупого ожидания — и решение, которое можно было принять только здесь и сейчас.
Соседний дом, этаж десятый, не выше. Снайперы тоже люди. Снайперы тоже смертны. И лучше бы эта пуля досталась ему.
Ворон быстро вылетел из толпы — совсем не то, что лететь в неё — добежал до угла, догадался, что ближайшие подъезды легко просматриваются и нырнул во двор. Там, внутри, нашёл чей-то тонированный миниэлектробус. Открыл огонь, даже не зная, сколько там может быть стволов, даже не желая думать о прикрытии. Думал только, что Лёху нельзя забрать безнаказанно. Лёху нельзя вот так забрать.
Стёкла бронированные. Ворон чудом избежал рикошета, сжал зубы, когда открыли ответный огонь, но ещё несколько секунд продержался в ожидании момента, когда тёмная фигура с футляром за спиной попытается перебежкой добраться от подъезда к машине. И прострелил фигуре голову. Потом всё же метнулся в сторону — электрокар сорвался с места, чуть не оставив от Ворона тушку на асфальте.
А Ворон всё равно ощутил себя этой тушкой, когда из глубины двора к нему подлетел тупоголовый наблюдающий дрон с тупым компьютерным голосом:
— Вы стали свидетелем преступления, наш разговор...
— Я доберусь до вас, сволочи, — твёрдо проговорил Ворон в камеру и выпустил в дрона оставшийся магазин.
Потом стоял над куском серого железа и несколько секунд смотрел в серое небо. Не помогало. Нихера не помогало. Дурацкая призрачная надежда. Лёха умер. Совсем. Он не воскреснет, не вернётся полупрозрачным образом, не появится в конце туннеля, не бросит больше понимающий дружеский взгляд, не зазвучит в голове — он не Призрак, он Лёха, и он не должен был...
А Ворон не должен был бросать Призрака там.
Обратно вернуться было не в пример проще. Людей уже растолкали не-люди в чёрном. Поставили вокруг вооружённых с автоматами, протянули жёлтую ленту, засовывали уставшего, казалось, просто уснувшего Лёху в чёрный пакет. Где-то у ленты виднелись красные волосы. Ворон добрался до них, обнял Призрака со спины, разрывался от вины и боли, понимал, что поступил плохо, но сил извиниться или представить, как мог бы поступить иначе — не находилось.