Последняя гимназия
Шрифт:
Но хватать уже было некого — неприятель отступил через калитку и через забор, и хотя поле сражения оставалось за халдеями, пленных было всего трое малышей-новичков, которые вдруг во весь голос заревели:
— Мы больше не будем!..
— В изолятор! — распорядился Кира. — Мы им покажем! Забастовщики!..
И пленников поволокли…
А шкидцы выбежали за ворота, и хотя за ними никто не гнался, никто не преследовал, продолжали бежать, бежали долго и очнулись только на кладбище, на другом берегу речки Брюловки.
На могильном замшелом
— Какого же чёрта мы убежали?
— Да там же халдеи!..
— Эх, мать честная, — до слез огорчился Сашка, — надо на них было… Бить их…
— Так что же ты сам в беги ударился?.. Эва, раньше всех прибежал!..
Шкидцы, перебираясь по камням через реку, всё подходили и подходили.
— Много там поймали, а?..
— Много… Человек десять, а то и больше…
— В Лавру их наверное отправят…
— Братцы, — заговорил вдруг кто-то: — а ведь пожрать бы надо?..
— Факт… Пожрать надо…
— На даче есть хлеб, — сказал Иошка. — Хлеб на чердаке. Только принести надо… Сходишь, Федорка?..
— Ладно, — отозвался тот. — Мы с Корнем сходим.
— Только осторожно! — предупредил Иошка, когда Федорка и Корницкий пошли. — Не засыпьтесь… С огорода лезьте…
— Ладно…
Ребята на кладбище оживились. Смеялись, бегали по могилам и даже Карпуху, над которым нещадно издевались весь день, оставили в покое.
— Сейчас пожрем!
Но и пожрать не пришлось. Минут через десять на берегу показался Федорка, один и без всякого мешка; торопливо, едва не свалившись в воду, перебрался он через реку и подбежал к Иошке…
— Корень засыпался… Засада была… Пришли на чердак, думали — не заметят; выходим, а тут — как кинутся…
— Кто?
— Халдеи… Кира… Палач… Сашкец… Корня схватили. Я убежал…
— А хлеб?..
— Там, у халдеев остался.
Скажи он, что в Шкиде сейчас вешают Корницкого, это меньше возмутило бы ребят…
— Что же ты, стерьва, хлеб бросал?..
— Да я его и не бросал… Корень его нес… Его и хватали.
— А ты не мог хватать?..
— Кого?..
— Да хлеб… Будто не понимает…
— Сразу хватали они. Один хлеб, другой Корня.
— Здорово! — только и мог проговорить Голый Барин.
— Что же делать? — спросил у Иошки растерявшийся Сашка.
— А я знаю? — буркнул Иошка и отвернулся.
— Вот тебе и пожрали! — мрачно пробурчал Червонец.
Шкидцы разбрелись по кладбищу. Нашли и выволокли из разваленного склепа Карпуху, принявшись на нем вымещать свою злобу.
— Будешь людей продавать, стерва?..
— Не буду, — выл Карпуха. — Это вас халдеи под-манули. Я им ничего не говорил!..
— Врешь, зануда! Не говорил, так будешь говорить, — и град щелчков и колотушек сыпался на карпухину голову.
Скоро совсем стемнело, и обложенное облаками небо сделало кладбище страшным.
Все понимали, что надо действовать, думать, предпринимать, а
Хотелось есть.
Становилось холодно и мрачно, и шкидцы опять окружили камень, где сидел Иошка.
— Так что же делать будем?..
Иошка глядел на ребят и не мог понять, что им от него надо, откуда он знает, что делать?..
— Не ночевать же на кладбище?..
— Ну и катитесь в Шкиду, — раздражился Иошка. — А мне и здесь хорошо…
— Сволочь! — крикнул кто-то. Иошка ничего не ответил.
Свет луны, прорвавшись сквозь тучи, мелькнул по кладбищу. Все вырисовалось перед глазами: поваленные кресты, плиты и кладбищенские ивы с растопыренными, как пальцы, прутьями, тихо и неслышно качающимися под ветром. И Иошка увидел, как шкидцы понемногу, по одному начинают переходить обратно, на другой берег.
— Куда вы? — закричал Голый Барин.
— Домой идем! — грубо крикнул в ответ Мамонтов. — Не будем здесь.
Теперь уже переходили реку все… Перебираясь через камни, кто-то столкнул Карпуху, и тот стал тонуть. Стремнина водоската тащила его вниз — он цеплялся за камни, хотел вылезть. Но руки скользили, а в лицо била мутная пена. И он не кричал, не просил, не звал. Знал, что звать бесполезно.
А ребята столпились на берегу, и у многих на лице была та странная улыбка, с которой дети топят котят.
Карпуха выбросил вперед руку, скользнул, крикнул — и вместе с водой обрушился вниз, в омут…
Его вынесло далеко вперед, к самой отмели. Оглушенный, он лежал на песке, но, услышав, что идут ребята, выбрался на берег и побежал к даче, торопясь обогнать их…
Глава шестнадцатая
Утром, когда еще все шкидцы спали, do вторую группу пришел Викниксор. Ребят разбудили, велели одеться и построиться; после этого четверых вызвали из строя, а к остальным заведующий обратился, примерно, с такой речью:
— Выбирайте. Или эта четверка сейчас же, сию же минуту отправляется в Лавру, или вы принимаетесь за работу.
То же самое повторилось в первой группе: ребят поднимали, строили, вызывали наудачу нескольких человек, заставляя других "выбирать". И когда старшие в восемь часов проснулись, всё уже было кончено — младшие пошли работать.
Старших оставили одних, дверь к ним в спальню была закрыта, и ее караулил Палач. Ни умыванья на реке, ни общей переклички в этот день не было. Чай старшие пили после того, как напились и были заперты в спальне младшие. И здесь в первый раз в этот день в третью группу пришел Викниксор.