Последняя инстанция. Расследование
Шрифт:
– Если это всё – изображение Масловой, – кивнул он на импровизированную галерею, – то мы можем переводить дело в стопроцентные глухари. Нам её не поймать.
– Поймать, – глухо пробормотал я. – Садись, друг, дело есть.
Сашка потёр ладони, развернул стул спинкой к столу, оседлал его, как коня и радостно спросил:
– Что, перестаём играть в плохой детектив, начинаем игры в дешёвый вестерн? – видя моё удивление, он пояснил. – Ну, ты просто выражаешься, как герой слабенького фильма про ковбоев…
– Нет, Саня, стадию «вестерн» мы с тобой, слава богу, проскочили.
– Это ты про Новикова, что ли?.. Это да!..
– Где училась Рудая? В каком институте?
– В театральном, – просто ответил напарник.
– Ё-моё! Почему ты мне сразу не сказал?!
– Ты не спрашивал. И потом, тебя тогда так пёрло от твоей ошизительной версии «театральный детектив», что я решил подождать, пока ты остынешь к искусству. Да и потом, она же отучилась неполный первый курс. Какая из неё актриса?!
– Я говорю только о её театральных связях. Назови мне хоть одно преступление, в котором с какой-то стороны не присутствует театральный деятель какого-либо калибра – от короля сериального эпизода до примы оперного театра и ректора театрального института.
– Кузьмин, – быстро ответил Сашка, – и Берсеньев.
– Ошибаешься, дорогой друг! – радостно воскликнул я.– Берсеньев в далёком прошлом – артист какого-то периферийного театра с амплуа «кушать подано!». Так что, артист он, может, и фиговый, но мошенник получился хоть куда.
– А Кузьмин? Он же спортсмен…
– А у Кузьмина жена в прошлом актриса «Молодёжного театра». Была уволена за аморалку. За пьянку, видимо.
– Аморалка – это не пьянка. Это блядство, – с умным видом возразил напарник.
– Ну, это для кого – как… Для меня и то, и то – аморалка. Всё, хватит лирики! Давай к делу! – я накрыл растопыренными ладонями портреты на столе. – Кто из них кто – отгадывай!
– А можно – звонок другу? – съязвил Сашка.
– Нет, – серьёзно ответил я, – сам!
– Ну, сам, так сам, – Сашка убрал с изображений мои ладони, минуту смотрел на портреты и уверенно ткнул пальцем в импровизированное фото Масловой в её первозданном виде. – Это – Маслова-Рудая до исчезновения. Это, – напарник коснулся портрета Розы Лившиц, – массажистка, которую ты только что по непонятной мне причине отпустил восвояси…
– А что с ней надо было делать? – удивился я.
– Привлечь, как пособницу. Она же продала Рудой документы?
– Будем считать, что она их потеряла, – спокойно парировал я. – И давай закончим на этом.
– А если она с Масловой связана? А? Преступными намерениями? – Саня ехидно усмехнулся. – Тогда как?
– Тогда привлечём. Сейчас пока смысла нет. Поймаем Маслову, узнаем, откуда у неё документы на имя Лившиц.
– Ты её найди сначала, – грустно произнёс Сашка.
– Нашёл уже. Поймать – дело времени.
Сашка насторожился:
– Я не понял, Сергеев! Что-то ты темнишь. Что значит: нашёл?
Я замахал руками на напарника:
– Погоди, Саня, не беги впереди паровоза. Давай по порядку. Кто оставшиеся две леди?
– Вот эта кукла – понятия не имею, кто, – Сашка вгляделся в два оставшихся изображения. –
– Прав, – подтвердил я. – И кто же это?
– Жанна, – спокойно ответил напарник, и мне стало жарко.
– Вообще-то, это фоторобот массажистки… – тихо произнёс я.
– Я же говорил тебе, что женское коллективное творчество – пустая трата времени, – рассмеялся Сашка. – Собирательный образ. Вот это, – он кивнул на листок, – совершенно не значит, что портрет соответствует действительности. Но на Жанну похожа…
– Это и есть Жанна, – совершено спокойным, ровным голосом произнёс я то, в чём ещё два часа назад боялся признаться самому себе под страхом смерти.
Сашка смотрел на меня с интересом и молчал. Через какое-то время – сколько прошло, я даже не осознал – Сашка заговорил:
– Она похожа на Жанну, но это вовсе не означает, что это Жанна и есть.
– Правильно, – похвалил я напарника, – она и так – не Жанна. Она – Женя Маслова, или Варвара Рудая, или я не знаю, кто ещё. У неё может быть кипа документов, как на женское, так и на мужское имя. И кто она сейчас, мне лично неизвестно.
– Что будешь делать? – озабоченно спросил Сашка. – В розыск подавать? Кого из этих трёх? Эту? – он швырнул мне портрет «стартового» образа Масловой. – Может, лучше, эту? – он подвинул мне изображение Барби. – Или, всё-таки, эту? Твою подружку? – на самый верх лёг фоторобот, составленный сотрудницами клиники. – Или, может быть, ничего этого не надо? – тихо спросил он.
У меня не было ответа. У меня уже давно не было ответов ни на один вопрос. А на вопрос «что делать?» у меня ответа не было и подавно.
– Она меня предала…
– Опачки! – Сашка рассмеялся. – Слушай, брат, мы сейчас с тобой похожи на двух пьяненьких героев фильма «Москва слеза не верит»: «Ты мне мозги не пудри! Она меня обманула!» – «А ты чего хотел?! Ну, как она тебе правду-то могла открыть?..»… Похоже?
– Похоже, – согласился я. – Что делать, Сань?
– Что делать? – напарник задумался. – А это зависит от того, чего ты хочешь и чего боишься. Если хочешь поймать её, подавай в розыск. Перекрой границы. Пусть проверяют всё движущееся по дорогам на выезд из города. Отправь фоторобот на финскую границу, путь даже челноков трясут, каждый автобус. На частные аэропорты, в Пулково, на все вокзалы, у каждого проводника должна быть её фотография. На каждом посту ГАИ, у каждого таможенника, у всех владельцев частных катеров, яхт и лодок, не говоря уже о морском и речном вокзалах. У всех, проводников, водителей, кассиров, стюардесс, милиционеров и гаишников, пожарных, врачей в руках должен быть вот такой вот листочек, – Сашка снова потряс перед моими глазами листком. – Ещё надо проверить все фуры, все частные автобусы, которые следуют с каждого мелкого и крупного рынка города в какой-нибудь Дербент. При этом не стоит забывать её способность перевоплощаться и даже переодеваться мужчиной. Может, ну его на фиг?! Давай в «Поляну» дёрнем, беспомощность свою полировать?