Последняя комната

Кипритиди Сергей

Николай, поблагодарив, взял принесённую девушкой увесистую стопку журналов и, сев за ближайший стол, приготовился искать нужную статью. Однако делать этого не пришлось, так как кто – то заботливо обозначил нужный номер и даже страницу закладкой.

"Неплохо у них тут всё поставлено", – с удовлетворением отметил Николай, вспомнив молчаливую девушку Ольгу.

Надев необходимые в таких случаях очки, он углубился в чтение. Николай, видимо, и сам не смог бы объяснить причину, но статью он "проглотил" буквально на одном дыхании. Кое-что он, безусловно, уже знал, что-то открыл для себя впервые. По-настоящему Николая, может быть, как человека, воспитанного в советское время, поразила позиция автора статьи. Малограмотным,

фанатичным и кровожадным хозяевам Красного Урала противостояли удивительно добрые, мягкие и, соответственно, невероятно благородные члены царской семьи, плюс верные и преданные слуги. Автор всячески старался подчеркнуть, что убита была не просто дружная, любящая друг друга семья, а люди замечательные, простые в обращении с окружающими, чуткие и заботливые, тонкие и даже творческие натуры. Конечно, цель была подчеркнуть весь ужас совершённого злодеяния. Да ещё, наверное, главное – убиты дети. Какое уж тут оправдание палачам. Правда, Николай отметил для себя, что детей-то было всего двое. В смысле, дети были все пятеро, но, учитывая их возраст, в категорию малолетних попадали только двое. А помня рассказ Андрея Круглова, этот факт вообще становился сомнительным.

Откинувшись на спинку стула и по привычке прикрыв глаза, Николай задумался над прочитанным. Факты приводились вроде бы неоспоримые. Ведь в основном вся публикация была построена на воспоминаниях главного участника событий – коменданта Дома особого назначения, Юровского, руководившего расстрелом. Однако постепенно прокручивая в голове прочитанное, Николай всё больше и больше утверждался в мысли, что присутствует какая – то недосказанность, неполная ясность и в воспоминаниях коменданта – большевика Юровского, и в освещении событий июля 1918-го года самим автором статьи.

Практически, точка зрения была одна – определённая партийными и советскими властями СССР, автор только её интерпретировал. "Можно ли здесь вести речь об объективном подходе? – Задумался Николай, – ведь это взгляд только с одной стороны. Не худо было бы ознакомиться и с выводами другой стороны – белогвардейской, конечно же".

Как отмечалось в прочитанной Николаем статье, стороной этой был следователь Соколов, проводивший расследование обстоятельств гибели царской семьи по поручению адмирала Колчака. Николай, конечно, слышал фамилию Соколова и даже знал о существовании написанной им книги "Убийство царской семьи". К сожалению, книга была у кого-то на руках, но Анна Николаевна пообещала придержать её для Николая. Ему же не хотелось терять времени даром, и он взял ещё две книги того же Радзинского и на ту же тему, чтобы почитать дома.

Покидая библиотеку, Николай с удовлетворением отметил, что явно понравился строгой заведующей Анне Николаевне. Теперь, по всей видимости, он мог рассчитывать на всяческую помощь с её стороны.

В вестибюле Николаю вновь встретился пожилой охранник, добродушно ему улыбнувшийся, как старому знакомому. Он уже начал своё неизменное – "извиняюсь за нескромность…", но потом вдруг осёкся и закончил вопросом: "Ну что, нашли свою науку с политикой?"

– Спасибо, спасибо. Конечно, нашёл, – ответил, тоже улыбнувшись, Николай. Он попрощался с коллегой и, на ходу застёгивая куртку, направился к выходу.

Взятые в библиотеке книги Николай "проглотил" за один вечер. В одной из них он наткнулся на упоминание о пресловутых царских драгоценностях, которые частично были ещё в те далёкие годы разысканы, а частично так и не найдены. Видимо, советская власть всерьёз озаботилась их поисками, если верить рассказу Круглова о расспросах комиссара Ротенберга. Мог ли их подопечный, это загадочный М.Ч. что-нибудь знать о царских бриллиантах? Товарищ Ротенберг, по всей видимости, считал, что мог.

Отработав смену во вторник, Николай, так ничего и не рассказал

напарнику о своей находке. При всех положительных качествах, которыми обладал Михаил, просить у него совета, как поступить со всем, что свалилось на голову Николая, было бессмысленно. Глубокомыслие, практицизм и логика не были "коньками" Михаила. Смена была обычная, ничем не выделявшаяся в череде других. За долгие годы всё доведено до автоматизма. А Николай свои обязанности выполнял чётко, по давно заведённому порядку. Только вот в это дежурство, совершая обход здания вместо Мишки, у которого вдруг разыгрался радикулит, в ту последнюю, подвальную комнату он заходил с каким-то особым чувством. Будто присутствовал и ощущался в ней дух далёких, послереволюционных лет. Будто хранили стены этой комнатушки не только правду о тех исторических событиях, но, главное, большой секрет, скрытый от всех, кроме одного Николая.

На следующий день, поскольку ничего существенного запланировано не было, Николай вновь с утра отправился "в гости к Рабиндранату Тагору".

На входе его ожидала встреча с добродушным и приветливым охранником. Они, как старые знакомые, поздоровались за руку, перебросились всего лишь парой фраз о погоде, так что коллега Николая даже не успел ни разу "извиниться за нескромность". Вспомнив эту его присказку, Николай улыбнулся. Так, с улыбкой, он и вошёл в зал политической и научно – популярной литературы.

Хорошее, даже весёлое настроение Николая, наверное, не очень соответствовало серьёзности заведения, в котором он находился. Видимо, так считала восседавшая на своём рабочем месте Анна Николаевна. Поскольку встретила она его очень сдержанно, ответив на приветствие. Но через эту сдержанность Николай всё равно почувствовал неуловимые признаки расположения. Ему захотелось сказать что-нибудь приятное этой величественной даме. И хотя он был скуп на комплименты, Николай, скромно потупив взгляд, произнёс что-то о её прекрасном внешнем виде.

"Ах, бросьте, – отреагировала Анна Николаевна. – Годы берут своё, и никак этого не утаишь. Давно уже заметила, что всё чаще и чаще вспоминаю прошлое и всё реже и реже строю планы на будущее".

Когда зрелая женщина начинала говорить о своём возрасте, Николай, как и большинство мужчин в такой ситуации, терялся и не знал, что сказать, чтобы не попасть впросак. Слава Богу, Анна Николаевна без паузы продолжила:

– Однако, не долго вы отсутствовали, неужели всё осилили?

– Да, ведь чтение-то захватывающее, – Николай явно перегнул палку в надежде на то, что Анна Николаевна книг этих не читала.

– Почерпнули что-нибудь новое для себя?

"Кажется, угадал, – отметил про себя Николай, – явно не читала".

– Конечно, почерпнул, – произнёс он, – хотя, по-моему, автор прочно встал на определённую позицию и все свои изыскания направляет на подтверждение правильности этой позиции.

– Да вы, Николай, настоящий исследователь. Умеете анализировать прочитанное и даже ставить под сомнение выводы таких именитых авторов.

– Просто мне ничто не мешает быть совершенно объективным в своих выводах, – заметил Николай.

– Это большая привилегия нас – простых смертных. Людей скромных и не публичных, а главное – политически не ангажированных. Не удивляйтесь, что я говорю об этом. Я выросла в семье старых большевиков и привыкла, что любой взгляд на вещи, любое твоё высказывание рассматривается как подтверждение или опровержение какой-либо теории; как не просто жизненная позиция, но обязательно позиция политическая. Тяжело жить в такой обстановке, да ещё, если ты не родной, а приёмный ребёнок. Тут не до проявления своего характера и своих истинных мыслей. В любом случае, воспитание родителей не возымело должного действия, и после их смерти я нашла и утешение, и правду в Боге. Вы, кстати, верующий человек? – неожиданно спросила Анна Николаевна.