Последняя крепость. Том 1
Шрифт:
— Сэр Бранад, — сказал Гавэн, — со своим отрядом еще не вернулся в Дарбион. Воины так сильно пострадали в той битве, что не день и не два не могли прийти в себя…
Шум в зале возрос до такой степени, что в середине своей речи Оттару пришлось сильно повысить голос, чтобы перекричать собравшихся. Но последние несколько фраз он договаривал в почти полной тишине. И, когда замолчал, довольно долго никто ничего не говорил.
— А вот эти слова рыцаря Ордена Северной Крепости Порога сэра Оттара, — нарушил наконец тишину неуверенный голос господина Гавэна, — вот эти речи его… разве нельзя считать
— Говорю, как было, — уверенно заявил Оттар, с удовольствием отмечая, как разгладилось и порозовело лицо короля, пока он держал слово, — не вру. Ежели б я обзывался или посылал… досточтимого Лилатирия куда-нибудь… далеко — тогда другое дело.
Бодрый ответ северного рыцаря, растерянный голос первого королевского министра господина Гавэна, бездействие и молчание Глядящего Сквозь Время, но главное — лицо короля, который был явно доволен объяснениями Оттара: все это смутило и первую, и вторую, и третью ступени. Люди не знали, как им реагировать. Кое-кто шепотом переговаривался, но большинство только озиралось, стараясь угадать, в каком направлении будут развиваться дальнейшие события.
— Сэр Оттар! — преувеличенно грозно насупив брови, подал вновь голос Гавэн. — Ваша грубость возмутительна!
— Какая грубость? — простодушно удивился Оттар, который нутром почувствовал, что завладел ситуацией; и — судя по тому, что болотники не прерывали его — делал все правильно. — Это ты еще не слышал, как я грублю… Ежели б я загрубил, ты б от страха башмаки свои проглотил.
Гавэн подавился слюной и мучительно закашлялся, будто ему в глотку и вправду запихнули пару башмаков.
— Я не думал, что в твоем доме мои слова будут подвергать сомнению, повелитель Гаэлона, — золотым колоколом зазвучал голос Лилатирия в притихшем Судебном зале. Игнорируя болотников и обнаглевшего Оттара, эльф обращался к Эрлу.
— Никто и никогда не обвинит во лжи моего друга и друга всего королевства, — ответил король спокойно и с достоинством. — Скорее всего, здесь дело в том, что мне неверно передали вести о случившемся.
— Ваше величество… — шепнул Гавэн.
— Помолчи, первый министр, — оборвал его Эрл.
— Возможно, так оно и было, — не стал спорить Лилатирий. — Случилось недоразумение, и я только рад, что теперь все благополучно разрешилось. Почти все.
Эрл вздохнул. И облегчение ясно было слышно в этом вздохе.
— Что же еще осталось неясным? — спросил король. — Сэр Оттар ответил на все обвинения. И, насколько я могу судить, вина моих братьев только в том, что они вели себя не вполне почтительно по отношению к тебе. Смею надеяться, ты соблаговолишь принять их и мои извинения.
Северянин с готовностью разинул пасть, чтобы что-то опять ляпнуть, но осекся под строгим взглядом короля. И благоразумно промолчал.
— Мне неприятно осознавать, что ты не понимаешь, повелитель Гаэлона, что же все-таки происходит, — произнес Лилатирий. Он говорил, глядя на Эрла, но как-то так выходило, что каждый, кто был в зале, воспринимал слова эльфа, как будто они адресовались вовсе не королю, а ему лично. — Впрочем… вам, людям, не дано видеть более того, что дано видеть. Но именно ради того, чтобы заставить вас прозреть, Высокий Народ и вышел к вам, покинув Тайные Чертоги. Мы хотим, чтобы на ваших
Лилатирий на мгновение умолк. И в Судебном зале повисла тишина… какая-то ощутимо пустая — какая ощущается сразу после того, как стихает музыка. Да речь Хранителя Поющих Книг и воспринималась слушателями как музыка. В том смысле, что трогала в первую очередь сердце, а уж потом — пройдя через призму чувств — впитывалась в разум. Способность к очарованию была естественной способностью Высокого Народа. Чтобы полностью завладеть вниманием зала, эльфу вовсе не нужно было сознательно применять магию.
— Не мне говорить тебе, повелитель Гаэлона, как опасно чрезмерное увлечение потаенным искусством магии, — продолжал эльф. — Тот, кто достигает могущества, достигает и кое-чего еще. Жажды властвовать. Ибо Сила и Власть — есть две части единого целого, и одно никак не возможно без другого. Сила всегда будет искать Власти. А Власть никогда не устанет стремиться к Силе. Разве двух заговоров, возникших в среде магов, недостаточно для того, чтобы убедиться в истинности моих слов?
Лилатирий снова замолчал, давая понять собравшимся, что этот вопрос вовсе не риторический.
— Вполне достаточно, — первым ответил король. — Только благодаря вмешательству бдительного господина Гавэна я остался жив… — Он тряхнул головой, рассыпав по плечам тщательно завитые золотые кудри. — Я бесконечно благодарен Высокому Народу за то, что они предупреждали меня о необходимости издать этот указ… И глубоко скорблю, потому что не сразу последовал их совету. Впрочем… Я уже достаточно наказан за свое легкомыслие… Но все же… нельзя забывать о том, что этот указ — временная мера. Пройдут годы, и мрачная слава Константина угаснет. Все-таки полноценное развитие человечества невозможно без развития магии.
— Не годы, — поправил эльф короля. — Не годы, повелитель Гаэлона, а столетия…
Три нижних ступени одинаково одобрительно зашумели. Оттар тер кулаком лоб и недоуменно оглядывался. Очарование эльфа коснулось и его. Болотники молчали.
— Однако, — сказал еще Эрл, — кажется, напомнить о последнем моем указе и о причинах, побудивших меня издать его — не было целью твоей речи, досточтимый Лилатирий, Глядящий Сквозь Время?
— Мы говорили о Силе и Власти, — певуче зазвенел, пронизывая все пространство зала, голос эльфа, и люди притихли, внимая этому голосу. — О том, что Сила должна принадлежать Власти, а Власть — обладать Силой. Если же появляется какая-либо сила, превосходящая Силу Власти, Власть перестает быть Властью. Это очень просто, повелитель Гаэлона.