Последняя любовь Аскольда
Шрифт:
На пороге избы Гордяту и Ярину встретила очень привлекательная светловолосая девица с яркими голубыми глазами и алыми губами. Поверх ее рубахи красовался богатый навершник из крашенины [40] . Ярина подумала, что такую одежду может носить только дочь Гордяты, но неприятно ошиблась.
– Это ключница Милава, – с теплотой в голосе произнес воевода. – Она ведет хозяйство в усадьбе и будет тебе, Ярина, хорошей помощницей.
Ключница низко поклонилась хозяйке и тут же выпрямилась, взглянув на нее дерзко, всем своим видом внушая, что тягаться с ней тяжело: даже если она не понравится новой
40
Крашенина – так назывались все цветные ткани.
Поскольку Гордята подспудно боялся подвоха со стороны князя, то свадьбу решил играть сейчас же. По Киеву разослали гонцов с приглашением на пир. Во дворе поставили столы и лавки. Из погребов, кладовых, повалуш, медуш повытаскивали все припасы. Несколько гридней из воеводской дружины отправились в лес за дичью. Разожгли костры, и вскоре над усадьбой поплыл запах жареной и вареной пищи.
Всеми работами распоряжалась Милава, отдавая приказы властным твердым голосом. Ярине невольно пришлось признать, что ей еще многому надо учиться, прежде чем она станет достойной хозяйкой большой усадьбы.
Брачные обряды тоже проводились под руководством ключницы. Перво-наперво она велела сенным девкам вести новобрачную в мыльню, где ее долго терли две женщины, смывая девичьи гульбы. После мыльни Ярину, распаренную и разгоряченную, отвели в светелку, усадили на лавку, и под заунывные песни девок безобразная старуха отхватила ножом пол ее косы – теперь она доходила ей только до пояса. Ярина, как водится, поплакала, прощаясь вместе с косой и с девичеством, хотя косу-то она как раз и не жалела: слишком тяжело было ее мыть и приводить в надлежащий вид.
Затем сенные девки принялись наряжать Ярину к торжеству. То и дело Милава приносила одежду, и невеста, которую никто не спрашивал, нравится ей наряд или нет, примеряла ее. Но Ярина настолько вымоталась после бессонной ночи и мытья, что ей уже было все равно, во что ее оденут. Ее даже не волновала та небрежность, с которой Милава распоряжалась явно не своим добром: рубахами, повойниками, поневами, навершниками из паволока [41] и тафты [42] – хозяйкой всего этого богатства Ярина себя еще не чувствовала.
41
Паволок – все виды привозных иноземных тканей.
42
Тафта – шелковая узорная ткань с одноцветным рисунком.
Наконец наряд был составлен. На Ярину надели нижнюю рубаху из тончайшего полотна, на нижнюю – верхнюю, с длинными рукавами. Сверху натянули роскошный навершник, расшитый по подолу золотыми нитями. На ноги надели совсем новые сапожки. Волосы распустили, расчесали, после чего спели девичью песню и запустили в светелку жениха с дружками.
Гордята вошел в красных сапогах, в белой сорочке, перехваченной расписным поясом, в бархатной накидке, – и Ярина зарделась, смущенно поглядывая на него из-под густых, рассыпанных по плечам волос. Гордята подошел к ней, накинул на голову яркий плат, скрыв от чужих глаз чудесные волосы, – с этого дня никто, кроме мужа, не смел видеть их. Жених взял
Гости уже сидели за столами, ломящимися от всевозможных яств: жареные гуси и лебеди, рыба, мясо тура, пироги и сладости, ягоды, масло и сыры. А уж пива и меда – река текла, не кончалась.
Гости приветствовали новобрачных стоя. Перед Яриной мелькали лица, знакомые и незнакомые, но она от волнения никого не узнавала. Только улыбнулась Дару и отметила мимоходом, что полянских князей нет. Это ее сразу приободрило, и она увереннее прошла к столу.
Едва новобрачные заняли свои места во главе стола, гости сразу, не стесняясь, принялись за еду и питье. Столы обслуживали сенные девки. Они были не прочь поболтать с гостями, но Милава, плавно скользя между столами и лавками, строго следила за их поведением, хмурым взглядом пресекала всякое жеманство и хихиканье.
Еще в светелке, думая о скорой встрече с Аскольдом, Ярина томилась и мучилась, а теперь полностью успокоилась и расслабилась, слушая заунывные песни гусляров.
Но ее блаженство длилось недолго. В самый разгар пира прибыли князья со старшими дружинными мужами.
Ярина, увидев Аскольда, побледнела и замерла, ожидая какой-нибудь каверзы, но два брата, даже не взглянув на нее, спокойно сели на почетные места.
Снова посыпались здравицы, теперь уже и в честь молодых, и в честь князей. Ярина слушала хвалебные речи вполуха, пряча глаза от тяжелого взора Аскольда, молча потягивающего мед из рога тура, окантованного серебром. Ей и невдомек было, сколько сил он прилагал, чтобы скрыть от окружающих свое дурное настроение.
Один Дир догадывался о страданиях брата. Он наклонился к его уху, посоветовал:
– Женщина есть женщина, чего по ней плакать и убиваться? Выбрось ее из головы и радуйся, что так легко отделался. Княгиня не простила бы тебе свое изгнание.
Легко говорить Диру, на него никогда не действовали женские чары, и плоть свою он усмирял доступными рабынями. Его совет хорош, только разве сердцу прикажешь не ныть от тоски и предательства?
Аскольд посмотрел на новобрачную: сидит ни жива ни мертва – знает кошка, чье мясо съела. А Гордята-то! Надулся от самодовольства, улыбается во весь рот. И когда они спеться успели? Ой, неспроста увел воевода княжескую зазнобу. Сердце кольнуло недоброе: неужели досадить своему князю вздумал?! Может быть, они уже давно втихаря знаются? И ребенок вовсе не его?
Аскольд поперхнулся и чуть не захлебнулся медом. От мысли, что он хотел бросить Ярине под ноги все свое богатство, его прошиб холодный пот. Да что богатство! Весь Киев хотел положить перед ней, стол отдать ее не рожденному еще ублюдку.
Остаток вечера князь провел в угрюмом молчании.
Ярина думала, что этот день никогда не кончится. От глаз Аскольда, полных презрения, ее бросало то в жар, то в озноб. От смущения она вовсе оробела и завидовала выдержке Гордяты, безмятежно сидевшего рядом и спокойно попивавшего мед, будто не волновал его сверлящий взгляд князя.
Но плохое настроение князя не мешало остальным гостям веселиться от души. Постепенно на Киев опускалась летняя ночь. Многие гости упились и валялись под столами. Их никто не подбирал, не будил. Те же, кто еще мог ходить, собирались по домам, некоторые же пробрались в избу и прикорнули там кто где мог.
Наконец к Ярине подошла ключница, пригласила в опочивальню. Тут же подскочили девки, и молодая хозяйка с радостью позволила им подхватить себя под руки и чуть ли не понести в избу – лишь бы скорее исчезнуть с глаз ухмыляющегося Аскольда.