Последняя любовь Хемингуэя
Шрифт:
–Хорошо. Я сейчас подойду к вам. У тебя нет расчески? А то волосы намокли и стали, как пакля.
–Нет. Я пойду. Ты не задерживайся.
–Хорошо.
Афдера пошла к расслабившимся от вина и беседы охотникам, села на банкетку недалеко от Хемингуэя.
Адриана руками приподняла свои мокрые, густые волосы и бросила их обратно на плечи. Они тяжело легли на сырую от дождя куртку. Их просто необходимо расчесать. С такой растрепанной прической входить в круг мужчин не хотелось. Адриана прошла к кухне, где полыхала печь и жарились утки. Она склонилась к горячей
–У кого есть расческа?
Но ее никто не услышал. Хемингуэй только, что закончил рассказ, но теперь уже об охоте в Испании. Он сравнивал испанскую охоту, с охотой в Африке. Возбужденные его рассказом, охотники чуть ли не на перебой, стремились поведать о своих удивительных приключениях.
«Конечно! Присутствие такого необыкновенного гостя стимулирует их фантазию. – С досадой подумала Адриана. – От них сейчас ничего не дождешься».
Сбросив мокрые волосы на лицо, она пятерней растопыренных пальцев, принялась расчесывать их.
Хемингуэй, потягивая из бокала вино, внимательно наблюдал за ней. «В отсвете огня она кажется прозрачной». – Фиксировал цепкий мозг писателя каждое ее движение. – Нет. Это я так ее себе представляю. Она же в мокрой куртке и не может быть прозрачной. Но, я ее так вижу! Почему?»
Барон Франчетти, склонившись к нему, тихо произнес:
–Вы не желаете отправиться обратно в дом? Там нас ждет ужин.
Его слова вывели Хемингуэя из состояния задумчивости, и он ответил также тихо:
–Сначала попробуем свежезажаренных в натуральном огне уток. Свежая дичь, не сравнится ни с каким деликатесом. А ужинать будем ночью. Сейчас интересно послушать рассказы охотников. Такая мечтательная правда, никогда не происходила и не произойдет с ними. Но охотничьи и рыбацкие мечты надо уважать.
Про себя же он подумал, что не стоит торопиться. В усадьбе Мэри. Она не захотела мокнуть на охоте и осталась дома. Впрочем, он не прав – Мэри немного простудилась и не хотела давать имеющейся простуде новый импульс.
Хемингуэй наблюдал за тем, как Адриана безуспешно пытается привести свои волосы в порядок, и ему хотелось помочь ей. Потребность помогать другим, была природным качеством его души. Но девушке, освещенной живым огнем, не требовалось той большой помощи, на которую он был всегда готов. И ему, до щемящей боли в сердце, вдруг захотелось помочь ей, сейчас же. Но как?
«Кажется, она просила расческу? Я слышал. Вроде бы просила. – Он нащупал в кармане костяной гребень. – Есть! Как я не забыл его сегодня взять с собой?»
Граф Кехлер снова обратился к нему, но Хемингуэй его уже не слышал. Он резко поднялся из кресла и медленным раскачивающимся, словно по палубе парохода шагом, пошел к печи.
Адриана почувствовала, что кто-то большой стоит за ее спиной. Она повернула голову и увидела высокого, широкоплечего, с открытым, участливым лицом Хемингуэя. Вчера она видела только его затылок, лицо – мельком.
«Медведь!» – Мелькнуло у нее неожиданное сравнение писателя со зверем.
Она
«Он слышал, что я просила расческу. И принес. Он внимательнее всех в этом домике. – Подумала Адриана. – Спасибо ему».
Но Хемингуэй не протянул ей расческу. Глядя прямо ей в глаза, из-под припухших век, он переломил расческу двумя руками пополам. Одну половину он также молча протянул Адриане.
«Зачем он это сделал? Какой-то символ?» – Мелькнула удивленная мысль, но она не получила у себя на нее ответа.
Адриана протянула руку к расческе и взяла ее. И только тогда Хемингуэй произнес:
–Возьмите гребень. Он ваш.
–Спасибо. Только зачем вы его поломали? Я бы его вам вернула?
–Он теперь ваш. – Снова повторил Хемингуэй, не отводя внимательного взгляда от ее глаз.
Удивительное дело – от пристальной глубины его глаз она не чувствовала смущения. Это был взгляд не ее восемнадцатилетних сверстников, старающихся казаться умными и опытными. Это был взгляд человека знающего и понимающего других, сильного мужчины, умеющего в нужный момент придти на помощь.
–Спасибо.– Тихо повторила Адриана слова благодарности и снова, как вчера в машине, после знакомства с Хемингуэем, ее досада на сегодняшний день, куда-то улетучилась. – Я сохраню этот подарок на всю жизнь.
–Я тоже.
–А зачем вам хранить гребень всю жизнь?
–Вторую половину гребня. – Уточнил Хемингуэй. – В память о встрече с вами.
Адриана молча стала расчесывать густые волосы половинкой костяного гребня, а Хемингуэй внимательно наблюдал за ее мягкими движениями.
«В ней чувствуется порода! – Сделал он окончательный вывод. – Она похожа на моих героинь. На Марию – точно. Также чиста и беззащитна. На Брет? В этом мире все порочны. Иначе нельзя. Кэтрин? Может быть жертвенна, как и она. На кого еще? Сразу не вспомнишь».
Адриана, причесав влажные волосы, раскинула их по плечам и полностью повернулась к Хемингуэю. Он молчал, неловко переминаясь на ногах.
«Точно, медведь. – Подумала она, как и несколько минут назад. – Немного неповоротлив, но добр». – И вслух произнесла.
–Вот и привела себя в порядок. Спасибо за помощь.
–Это не помощь. Это желание помочь тем, кому сейчас хуже, чем мне. Вы, я вижу, промокли на охоте. Была ли она удачной для вас? Я хочу спросить, – много уток удалось вам настрелять?
–Кажется, ни одной. Я выстрелила только один раз и попала себе в лоб. – Адриана засмеялась от такого объяснения своей охоты.
«У нее хорошая улыбка». – Отметил Хемингуэй и почувствовал, как в груди у него что-то замерло. Такое бывает, когда видишь что-то близкое и необходимое, но пока не знакомое и не достижимое.
–В лоб самому себе можно попасть только в определенный момент своей жизни. И только сознательно. У вас произошло что-то другое.
Он замолчал, ожидая от нее ответа. И ей пришлось объяснить, что же произошло.