Последняя любовь Хемингуэя
Шрифт:
–Нет. Пока никто не взялся за перевод, а сама хорошо перевести на английский язык, не могу.
–Жаль. Я постараюсь найти вам переводчика.
–Спасибо. У меня к вам одна просьба. Не оставите автограф в альбоме?
–Конечно. Никаких проблем. Только какое пожелание вам написать? Не могу придумать. – Писать банальность не хотелось, пожелание от души – стеснялся Мэри.
Адриана, не понимая его состояния, неожиданно пришла на помощь.
–Оставьте просто автограф. Этого достаточно для меня. Все будут завидовать.
Хемингуэй внимательно, посмотрел на нее и произнес:
–Кто знает, девочка, что достаточно в жизни…
Он вздохнул и размашисто
–Давайте поднимем рюмки за Адриану, будущего великого художника!
Может быть, в ее тосте была и ревнивая издевка, но никто не заметил – так искренне было сказано.
–И за поэта. – Добавил Хемингуэй, наливая себе в фужер виски, но уже без содовой.
Он выпил все. Но это у него в крови, пить до дна и помногу.
Хемингуэй заметно повеселел и начал рассказывать о сафари в Африке, фиесте в Испании, рыбалке на Кубе. Адриана внимательно его слушала.
«Она умеет слушать. – Сделала про себя вывод Мэри. – Мне стало не хватать этого качества в отношениях с Эрни».
Адриана действительно больше молчала. Ей неудобно было прерывать известного человека для уточнения чего-либо, да и Хемингуэй так интересно рассказывал. Жаль было расставаться с ним. Но завтрак и так растянулся до обеда. Хемингуэй решил проводить гостей и побродить по Венеции. Мэри отказалась выходить на улицу, сославшись на не прошедшую простуду. В провожании гостей было что-то печальное. Когда еще Адриане представится возможность встретиться с писателем?
Но сегодня она поймет, что встречи с Хемингуэем у нее станут частыми. Даже больше…
Только Джанфранко не был настроен элегически. Он конкретно спросил Хемингуэя:
–Можно с вашего разрешения сегодня сказать шоферу, чтобы он предоставил мне руль автомобиля.
–Можно!
Ради Адрианы, он был готов облагодельствовать ее брата. Он чувствовал в ней личное будущее.
4
И в этот вечер Мэри осталась в своем номере одна. В последние дни такое случалось часто, с тех пор, как графиня Иванчич с братом побывали на их завтраке. Нет, нельзя сказать, что Эрнест забыл о ней полностью, или даже частично. Кроме, так сказать, официальных приемов, она ходила вместе с ним на вечеринки, которые он устраивал для Адрианы и ее друзей на террасе ресторана "Гритти" или в каком-нибудь кафе. Там он вначале молчит, пока не выпьет в меру, а потом рассказывает им о своих похождениях и все громко и без меры смеются. Она замечает, что и сам Хемингуэй, как бы молодеет в их компании, становится, мальчишкой. Но он, все больше и больше времени, проводит с Адрианой. Отправляет жену в отель, а сам идет на прогулку с молодой итальянкой. Вот и сегодня он гуляет с ней по вечерней Венеции. А она одна находится в номере.
Но с ним произошли изменения в положительном плане. Мэри это радует. Эрнест забросил все лекарства в ящик письменного стола и совершенно не принимает их. Но это не сказывается на его здоровье, он весел и подвижен. Он давно с таким
Он лепит свой образ сам, и она должна помогать ему в этом. Так, чтобы он не заметил. Мэри создает законченный образ Хемингуэя. Ее имя в истории, должно стоять наравне с ним. Он должен написать новые произведения, которые превзойдут по славе прошлые. Мэри должна ему в этом помочь. Если она не дарит ему вдохновения, то должна создать все условия для появления и поддержания у него творческого вдохновение. Пусть даже с помощью Адрианы. Об итальянке забудут, как и обо всех его бывших подружках, как забыли об интрижках с Марлен Дитрих или Ингрид Бергман. Адриана никогда не сравнится с ними. Сохранится лишь имя жены, которая до конца жизни была с ним рядом. Сейчас необходимо, чтобы он создал что-то грандиозное. Пусть он погуляет с этой итальяночкой. Мэри терпеливая – все переживет, ради того, чтобы Хемингуэй обрел вдохновение.
Так рассуждала Мэри в одиночестве.
Но червь сомнения – правильно ли она все рассчитывает, грыз ее. Ему почти пятьдесят – Адриане восемнадцать или девятнадцать. При таком разрыве лет интрижка возможна, но брак – вряд ли. Эрнест говорил о противоречивости таких браков. Со стороны мужчины это коммерция, со стороны женщины – проституция или проявление жалости. К коммерции он неспособен, проститутку найдет везде, а жалости к себе никогда не потерпит.
И Мэри приходила к успокоительному выводу – для ее брака, Адриана не опасна.
Но все-таки? Билась и другая мысль. Есть же в мире ужасные примеры. Вот, например, Чарли Чаплин. Совсем недавно женился вновь. Ему, кажется, было тогда пятьдесят четыре, его новой жене – восемнадцать. Эрнест смеялся над стариком Чарли. А тот каждый год делает со своей юной женой по ребенку. Чем не пример? У них с Адрианой разница лет поменьше, чем у тех – Чаплиных. Не намного, правда. Да и Эрнест за последние пару лет стал не тем мужчиной, готовым при каждом найденном им красивом выражении, любить свою жену. Сильно сдал, поседел, погрузнел, не может жить без таблеток. Но, все же?… Надо начистоту поговорить с Адрианой, предупредить ее. Она, как женщина, должна быть разумнее в своих чувствах, чем Хемингуэй.
Так продолжала размышлять Мэри, готовая на все ради мужа, но только без потери его.
А в это время Хемингуэй и Адриана сидели в кафе «Флориан». За два часа прогулки по зимней Венеции они успели промерзнуть.
–Что ты желаешь выпить? – Хемингуэй посещение баров всегда начинал с употребления напитков. Он уже называл ее на «ты».
–Вы меня приучили к мартини. До этого я никогда его не употребляла. – Ответила Адриана и кивком головы откинула свои волосы на плечи.
–Еще раз сделай так, моя девочка? – Попросил Хемингуэй.