Последняя любовь Скарлетт

Хилпатрик Джулия

– Но почему же?..

– Ты все время изводишь меня своими придирками, ты изводишь меня тем, что всякий раз объясняешь, что я должен сделать, а чего – нет…

Неожиданно она подумала: «А ведь раньше он не был таким… Он был уравновешен, спокоен и ласков… Нет, это случилось только после того, как в нашем доме появилась эта облезлая крыса…»

Едва слышно всхлипнув, Скарлетт произнесла:

– Ты очень изменился, Ретт…

Тот пожал плечами.

– Люди, знаешь ли, меняются… Особенно – с возрастом.

– Но

ты изменился просто до неузнаваемости… Знаешь, – продолжала она, – иногда я смотрю на тебя, слушаю тебя, и мне все время кажется, что передо мной – не тот самый Ретт Батлер, которого я так любила, а какой-то совершенно другой человек, которого я никогда раньше не видела, которого я не знала… Совершенно незнакомый мне человек…

Ретт слушал ее с полуулыбкой.

– Раньше?..

Скарлетт едва заметно кивнула.

– Да…

– Когда это – раньше?..

Минуту помедлив, она ответила:

– Совсем недавно…

Ретт, однако, поспешил уточнить:

– Раньше – это когда: год, два, три… Сорок лет назад?..

И тут, совершенно неожиданно для себя, Скарлетт ответила:

– Наверное, с месяц…

Ретт удивился:

– С месяц?..

Скарлетт, кивнув, произнесла:

– Наверное… Может быть, больше, может быть, меньше… Ты же знаешь, я никогда не занималась скрупулезными подсчетами…

Немного помедлив, будто бы что-то обдумывая, Ретт спросил:

– А почему месяц?..

Скарлетт немного замялась.

– С тех пор, как у нас в доме завелся этот зверек, – произнесла она, немного помедлив, – ты стал как будто бы сам не свой… Будто бы тебя кто-то подменил… Да, Ретт, ты ничем больше не интересуешься – ты забросил даже свой любимый антиквариат…

Ретт прищурился.

– Знаешь что… – Он на минуту замолчал, а потом, поднявшись, начал взад-вперед расхаживать по кабинету. – Да, в чем-то ты и права… Я действительно изменился. Как, впрочем, и ты, – поспешно добавил он. – Но ты совершенно неправа, когда говоришь, что меня будто бы ничего не интересует…

Скарлетт заметила:

– Ничего, кроме этого дурацкого горностая…

– Возможно. Но для меня этот зверек теперь заменяет целый мир… Ведь это тоже своего рода искусство… – задумчиво ответил Ретт. – Да, Скарлетт, раньше, когда я был молод, то часто задавал себе один и тот же вопрос…

Голос Ретта зазвучал неожиданно мягко.

– Какой же?..

Он продолжал:

– Ну, например, не дай Бог, случись в нашем доме пожар… Что бы я бросился спасать в первую очередь?..

Скарлетт, не задумываясь, ответила:

– Свои картины…

Ретт медленно покачал головой.

– Нет, ты неправа… Хотя, – спохватился он, – хотя, может быть раньше, я действительно бы бросился спасать свои гравюры, свою живопись, свои эстампы… Но это – раньше. А теперь…

Скарлетт почему-то насторожилась.

– Что – теперь?..

– Теперь мне кажется,

что все это яйца выеденного не стоит… Я думаю, что, будь даже в моем доме знаменитая «Дама с горностаем» Леонардо, я бы наверняка бросился бы спасать этого зверька, – он бросил нежный взгляд в сторону грызуна, – а не картину…

Скарлетт просто не верила своим ушам…

Неужели это говорит Ретт – тот самый изощренный ценитель и знаток изящных искусств?..

Он, Ретт Батлер, бросился бы спасать из огня какого-то облезлого хомяка?..

(Скарлетт почему-то в последнее время мысленно постоянно обзывала горностая хомяком – так он был ей неприятен.)

Да, она не ошиблась – Ретт действительно изменился… Притом – далеко не в лучшую сторону.

Внимательно посмотрев на своего мужа, она спросила его:

– Почему?.. Ретт поморщился.

– А неужели тебе непонятно?..

Скарлетт ответила совершенно искренне:

– Нет… Если бы я понимала тебя, то наверняка бы не спрашивала…

Вздохнув, он произнес:

– Дело в том, что «Дама с горностаем» – по своей сути всего-навсего прямоугольный кусок холста, покрытый в определенном порядке разноцветными масляными красками… Только и всего. Это – вещь неодушевленная. Понимаешь – всего-навсего вещь. Не-о-ду-шев-лен-на-я, – повторил он по слогам, словно школьный учитель для непонятливого ученика. – А горностай… – Он вновь ласково посмотрел на животное, – а он – живой… Он может бегать, есть, он может быть неожиданным… Нет, Скарлетт, и говорить нечего – наверняка я выбрал бы его…

Скарлетт молча покачала головой. «Наверное, он просто сходит с ума, – подумала она, – или схожу с ума я… Одно из двух. Если бы я сама не услышала, то, наверняка, никогда бы не поверила тому, что такие вещи может утверждать Ретт…» Внезапно замолчал и Ретт.

Спустя несколько минут он, внезапно кротко улыбнувшись, спросил:

– Итак, Скарлетт, мне кажется, у нас больше не будет никаких недомолвок?..

Та подняла взгляд.

– Это ты о чем?..

Ретт продолжал все с той же улыбкой:

– Ну, я имею в виду то, что ты больше никогда не будешь спрашивать меня, почему я все свое свободное время провожу с этим зверьком?..

Скарлетт спросила как-то механически – будто бы и не было столь тягостного и продолжительного разговора с Реттом:

– Почему?..

И он, улыбнувшись, ответил:

– Потому, что он приносит мне радость… Тебе, надеюсь, это понятно?..

И Скарлетт ничего больше не оставалось делать, как согласиться…

Как бы там ни было, но после того разговора Скарлетт окончательно утвердилась в мысли, что во всех ее последних бедах и несчастьях виноват именно этот зверек. Впрочем, она давно уже убедила себя в этом; последняя же беседа с Реттом окончательно утвердила ее желание избавиться от горностая любой ценой…