Последняя неделя лета (Квинт Лициний 2 - вбоквелл)
Шрифт:
О!
– встрепенулась Тома, - мы же совсем забыли о винограде! Зря, что ли ты, как Зена, в ночи, на вражеской территории, добывала его для нас. Хоть какая-то польза от этого засранца. С паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок!
Тома метнулась на кухню и вернулась с тарелкой доверху заполненной гроздьями винограда.
– А ну как проверим, как коньяк пойдет под виноград! И даже не думай возражать!
Теперь она уже разлила коньяк в две рюмки. Они чокнулись, и задержав дыхание, повторили.
– И вправду с виноградом лучше!
– согласилась Яся и, подняв
– Скажи...- замялась Тома. А кто... кто меня вытащил?
Он...
– не стала скрывать Яся.
– Когда я подплыла, он уже держал твою голову за волосы над водой.
На ее глазах опять появились слезы, - давай больше не будем об этом, а то я опять буду плакать.
– Хорошо, больше ни слова, - ответила, гладя ее по руке, Тома
После третьей, Ясю уже совсем отпустило, и, забыв об уговоре, они обе буквально рыдали от смеха, вспомнив эпизод, как Тома заехала кулаком в ухо Косте.
– Скажи, ну вот как так получается?
– удивленно спросила Тома у Яси. Мы собрались весело провести время, тем более дяди нет. Ходить в кино, на море, на танцы, а, вместо этого, все время проводим, сопровождая, этого засранца, в его сомнительных походах. Как ему это удалось?
Танцы!
– уже слегка пьяненькая, выхватила, из произнесенного, лишь одно слово Яся.
– Ведь сегодня танцы! Причем прямо сейчас! Как мы могли забыть? А давай пойдем на танцы! Хоть посмотрим!
Если бы не коньяк, приключений на этот день девчонкам хватило бы с головой. Но их уже заметно развезло, и Тома, махнув пол рюмки недопитого коньяка, рьяно поддержала Ясю:
– Чего на них смотреть? Пойдем прямо на танцы! Девушки желают веселиться!
Тот же день. Через час. У кинотеатра.
Девчонки, весело галдя, и давясь смехом, подошли к кинотеатру. Бетонная коробка кинотеатра содрогалась и резонировала от буханья барабана, расположенного внутри. Свет лампочек, освещающих танцевальную площадку, мерцая, столбом поднимался над стенами кинотеатра. Из-за него, тьма у стен, снаружи, казалась еще гуще. Уже невидимое море, выдавало свое присутствие шумом набегающих на берег волн. Все окружающее пространство заполнял приятный мужской голос:
Червону руту не шукай вечорамы
Ты у мэнэ едина тилькы ты повир!
– Ого!
– сказала Яся, - да тут живой ВИА, а не магнитофон.
У входа в кинотеатр, горела яркая лампочка, а прямо под ней, небольшая старушка, с бобиной билетов, отрывала их и продавала уже начавшимся подтягиваться парам и одиночкам. Сумка ее весело позвякивала, принимая в свой зев очередную порцию мелочи.
У самой двери, когда они уже взяли билеты, Тому неожиданно схватил за руку, непонятно откуда появившийся, Костя. Похоже, он всю дорогу из дому, шел за ними следом.
– Тома..., - начал, было, он, но, Тома, не глядя на него, вырвала руку, и, не дав ему продолжить, схватив Ясю за руку, затащила ее внутрь.
– Забыли о нем!
– пресекла она попытку Яси что-то сказать.
–
– Хорошо, - согласилась та, оглянулась и спросила, - а с кем тут танцевать-то?
Танцплощадка еще пустовала. Вдоль стен стояли несколько пар. На сцене, в перерыве между песнями, бродили, настраиваясь, музыканты. Барабанщик заполнял паузы экспромтами. Несколько пар танцевали в центре зала а, рядом с ними, на предусмотрительно освобожденном для него пространстве, извивался в каком-то, своем, не согласующимся, ни с музыкой, ни со здравым смыслом, танце, явно пьяный дядька.
Он выкидывал коленца, отклянчивал зад, как-то странно и коряво сгибал руки и ноги, кружился волчком, одним словом, получал максимум удовольствия от вечера.
– А танцевать мы будем друг с дружкой, - твердо сказала Тома.
– Сыта я уже по горло, как местными аборигенами, так и выходцами с Крыма.
Червону руту уже сменило море, и солист, под оглушающий аккомпанемент пел:
Море-море, мир бездонный,
Пенный шелест волн прибрежных...
– Пойдем, - потянула Ясю за руку Тома, - ну пойдем же!
Похоже коньяк совсем расслабил Тому. Она вытянула Ясю почти в центр.
Потом обернулась к ней, взглянула потемневшими глазами, и сказала:
– Какое счастье, что ты у меня есть. Какое счастье. Спасибо, что ты меня спасла, спасибо тебе. И молчи, даже не упоминай! Это именно ты меня спасла... Я тебе так благодарна. И знай, я тебя очень, очень люблю. Лучше подруги у меня не было и никогда не будет...
Крепко обняла за талию, прижалась, и благодарно поцеловала в губы.
Яся вся замерла, потом отмерла, и, секундочку поколебавшись, обняла Тому руками, под мышками, за плечи, тоже прижалась к ней, сначала грудью, потом щека к щеке. Так, их, тесно обнявшихся, подхватила музыка.
В это время, от входа, донесся какой-то шум.
– Платите, а то не пущу, - послышался испуганный голос старушки продававшей билеты.
– Нэ кипишуй стара, мы тилькы глянэмо, - раздался громкий, явно пьяный голос.
– Ты шо стара, зовсим з глузду зъихала?
– раздался другой, но не менее противный и пьяный голос.
– Ты шо, важаешь мы стрыбаты тут будэмо? Дивчат пидбэрэмо та пидэмо. Нэ суй мэни свои квыткы, а то, взад тоби йих засуну!
И тот же голос заржал, видимо, восхитившись своим юмором.
Послышалась возня, а потом в зал кинотеатра вошли двое.
Один был огромный с длинными, до самых колен, руками. Даже при его размерах, его голова казалась непропорционально огромной, в основном за счет нижней челюсти, выпирающей вперед. Весь он неуловимо смахивал на гориллу, которую обрядили в джинсы и рубашку. Он отцепил, вцепившуюся в него старушку и, огромной как лопата, лапой, небрежно выпихнул ее на улицу.
Второй был поменьше, поджарый, но тоже явно крепкий, с хорошо развитой мускулатурой, свидетельствующей или о занятиях спортом или о регулярной физической работе. Из кармана его штанов торчало горлышко бутылки.