Последняя ночь майора Виноградова
Шрифт:
Памятник посередине, газоны, киоски, какой-то агитационный стенд и автобусная остановка. Несколько брошенных на ночь машин тосковали на противоположном тротуаре, а за ними крохотная металлическая оградка подчеркивала темную зелень городского парка.
Денис бестолково, с плащом в руке и головой, вжатой в плечи, рванул напрямую по грязным, глубоким лужам.
Только не оборачиваться…
— Стой! Стой, гад!
— Стой! Стреляю! — это был уже второй голос. Он явно принадлежал не старшему сержанту и доносился с другой стороны вокзального
Точно: у выхода из кассового зала с пистолетом в руке замер очень похожий на Нечаева оперативник в штатском.
Очевидно, он выскочил из пикета на дикие вопли своего коллеги и достаточно быстро сориентировался:
— Стоять!
Огонь открыл штатский — сначала в воздух, потом на поражение. Пелену рассветной сырости разорвал первый выстрел, а затем уже пальба слилась в монотонный раскатистый грохот.
Свиста пуль Денис не услышал — он вообще ничего не слышал на бегу, кроме этого грохота и собственного простуженного дыхания.
Перекрестный огонь… Ему еще повезло, что автоматчики и те, кто руководил облавой, находились сейчас в поезде, а не на площади.
Впрочем, рано или поздно даже эти ребята должны были попасть в мишень.
— Ой, бля! — Нечаев уже переваливался через ограду на противоположном конце площади, когда одним из последних в обойме патронов его достал кто-то из стрелков.
Поначалу ничего, кроме толчка и ожога, Денис не почувствовал. Да и потом все казалось не таким уж страшным — он без остановки миновал заросли густого кустарника, мешанину деревьев, калитку, какую-то улочку с подслеповатыми окнами неработающего учреждения…
И только попав сюда, в загаженную, вонючую каменную щель между какими-то развалинами, позволил себе рухнуть вниз и отчаянно застонать от боли:
— Мамочка родная! Ну зачем они?
Погони не было. То ли преследователи потеряли его, то ли просто, чуть-чуть поостыв, не решились вдвоем соваться в парк на поиски вооруженного и опасного, согласно ориентировке, преступника.
Сейчас они, видимо, запоздало переживают собственный героизм и докладывают о случившемся подоспевшим коллегам. Пока перекроют район, обеспечат оперативный поиск…
Время есть, но его так мало, что не о чем говорить.
…Денис аккуратно, стараясь не задеть поврежденную ногу, вытянул из-под себя прихваченный в суматохе бегства плащ. Даже на первый взгляд он был Нечаеву не по размеру — намного короче и шире, чем надо.
Впрочем, Нечаева сейчас интересовало вовсе не это. Осмотрев добычу, он убедился, что из раны на плащ почти ничего не попало, только чуть-чуть намокла подкладка.
Сажа и грязь на болотного цвета ткани, конечно, присутствовали, но все же это было естественнее, чем кровь, — и при случае вполне объяснимо.
Оперативник насухо, чтобы больше не измазаться, вытер руки о незаметный под пиджаком кусок рубашки и приспустил засыхающие темной коркой брюки.
Потом, как учили когда-то в школе милиции, развязал галстук и туго перетянул бедро немного повыше пулевого
Оделся. И замер на половине очередного движения… Откуда-то со стороны вокзала послышался долгий собачий лай. Впрочем, беглец почти сразу же облегченно вздохнул — судя по звукам, голос подавала явно не розыскная псина, а какая-то мелкая шавка, выведенная на утренний моцион.
— Вперед, заре навстречу!
Боль уже стала привычной, и только немного тошнило.
Закружилась голова.
Хорошо бы — доктора, а?
Укольчик, перевязочку… Постельный режим.
Да, осадился Нечаев, будет тебе постельный режим. На нарах… Хорошо, если вообще позволят дожить до камеры, а то ведь пристрелят — по глупости или со страху.
Нет, никаких врачей!
Нужно сегодня же, прямо сейчас отправляться дальше. Туда, где всего в паре часов езды на поезде, в городке, как две капли воды похожем на этот, с нетерпением дожидается его и бумаг с Украины господин Уго Тоом.
Это ведь надо же? Какую-то сотню километров не доехал до условленного места встречи. Границу проскочил нормально, а тут…
Теперь седой, неторопливый и уверенный в собственной правоте эстонец представлялся ему не просто конкретным человеком из плоти и крови. И даже не старшим коллегой из зарубежной спецслужбы — нет! Он был для жаждущего свободы и жизни Дениса каким-то огромным, добрым символом справедливости и последней надеждой.
Впрочем, юноше из хорошей семьи подобные иллюзии в какой-то мере простительны…
Нечаев проверил бумажник, документы во внутреннем кармане пиджака и дешевую записную книжку, которая служила одновременно хранилищем собранного на родине Лукашенко материала. Сделал движение, чтобы подняться, но очень неловко — и зашипел от боли:
— У-у, с-с-сука!
Прислушался.
Звуки просыпающегося городка вовсе не показались Денису враждебными: монотонный шелест дождевых капель по крышам и лужам, гудки маневрового локомотива, далекая и потому совсем не страшная сирена «скорой помощи»…
Пару раз за кирпичной громадой соседнего здания проревели туда-сюда по улочке ранние пташки — грузовики.
Нечаев поднялся, перенеся тяжесть тела на здоровую ногу, надел плащ и критически осмотрел собственное отражение в грязной воде:
— Да, не Ален Делон.
Алкаш подзаборный: рожа бледная, весь измазан, одежда намокла… Впрочем, с точки зрения общественной нравственности — это еще не совсем криминал.
Он медленно, на ходу приноравливаясь к своему убогому состоянию, добрался по стеночке до полуоткрытых скрипучих ворот — там, за ними, стояли, кажется, мусорные баки и штабель ящиков. Беглец уже совсем было приготовился шагнуть наружу, как что-то вдруг насторожило его.