Последняя ночь майора Виноградова
Шрифт:
— Я не знаю, что там вам наплел господин Тоом! Но ФСБ об этом узнало только после того, как была отфиксирована активность их экономической разведки вокруг «Первопечатника». Мы, естественно, начали разбираться, что к чему, уяснили происхождение денег и схему их оборота, но… — Пономаренко остановился, заставив то же самое сделать и Владимира Александровича. — Не отдавайте ничего эстонцам. Прошу вас!
— Почему? — сделал удивленные глаза Виноградов.
— Они не собираются никого разоблачать, они просто хотят перехватить контроль за
— У кого перехватить? У вас? — Адвокат продемонстрировал полное непонимание.
— Господи, опять двадцать пять! — Отчаявшись видимо, собеседник заговорил значительно жестче: — Послушайте, ведь по новому Кодексу государственная измена — это не только шпионаж или выдача государственной тайны. Это еще и, простите за цитату, «иное оказание помощи иностранному государству, иностранной организации или их представителям…». Припоминаете?
— Разумеется! Но и дальше помню: «…или их представителям в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации».
Верно? Так что, не надо насчет государственной измены, а то обижусь.
— Да, конечно, — после довольно-таки продолжительной паузы вынужден был согласиться Михаил Михайлович.
Как-то незаметно они оказались у самого входа в метро и встали в сторонке, чтобы не мешать пассажирам.
— Состава преступления нет. Но…
— Раньше это называлось — гражданская позиция! — любезно подсказал Виноградов.
— Вот именно.
— А что, собственно, так уж не устраивает контрразведку в моей гражданской позиции? Каким образом удар по бандитской кассе наносит ущерб внешней безопасности государства? Вы же ведь не станете утверждать, что основой конституционного строя, суверенитета и территориальной целостности России являются доходы от организованной преступности?
— Однако эстонские спецслужбы…
— Да пропади они пропадом, эти прибалты! Вместе со Средней Азией и всеми республиками солнечного Закавказья. Но я — адвокат. И привык выполнять обязательства перед клиентами. — Под сердцем у Виноградова зашевелилось нечто, похожее на сомнение в собственной правоте: — Впрочем, все равно слишком поздно… Хотите верьте, хотите — нет, но материалы по «Первопечатнику» уже переданы людям Уго Тоома. И они эту информацию используют как надо! В отличие от вашего начальства.
Михаил Михайлович покачал головой:
— Почему вы нас так не любите?
— Ребята, а за что вас любить? — искренне удивился Владимир Александрович.
— И не боитесь?
— Боюсь. Но на свете есть столько причин для страха, что ваша «контора» находится только где-то в середине списка.
— Неужели?
— Знаете, Михаил Михайлович, в России порядочному человеку даже неприлично как-то хоть разок не посидеть в тюрьме. Вот лет через двадцать спросят, почему не сидел, — что ответишь?
Собеседники помолчали, переглядываясь с некоторым сожалением. Наконец Михаил Михайлович покачал головой:
— Зря! Честное
— Ничего не поделаешь. — Владимир Александрович пожал протянутую для прощального пожатия руку и, прежде чем скрыться за стеклянной дверью, обернулся: — Может, как-нибудь в следующий раз?
— Да не пошел бы ты! — вздохнул Пономаренко. — Доживи сначала до следующего раза…
Эпилог
Господин Тоом всегда и во всем следовал древнему правилу: в полной безопасности можно будет почувствовать себя, только лежа в гробу.
Его неторопливая осторожность давным-давно стала притчей во языцех и обросла легендами… Коллеги по Министерству внутренних дел даже подшучивали за спиной, что, прежде чем удалиться вечером в супружескую опочивальню, шеф Департамента полиции безопасности непременно какое-то время ходит туда-сюда по квартире — «проверяется», нет ли наружного наблюдения.
Впрочем, эстонская контрразведка по праву считалась одной из лучших среди специальных служб прибалтийских государств…
За несколько минут до полудня господин Уго Тоом вышел из Художественного музея Синебрюхова. Прелестно! Пиво с фамильной маркой русской купеческой династии принесло Финляндии заслуженную славу, а городу Хельсинки — коллекцию живописи XVII–XVIII веков, старинных миниатюр, графики и мебели.
Площадь Хиеталахдентори оказалась на удивление немноголюдной — «блошиный рынок» переживал далеко не лучшие времена. Овощи, фрукты, рыба…
Несколько продавцов поношенной одежды и какого-то копеечного барахла без особой надежды хлюпали носами на холодном ветру — среди них были араб, двое негров и несколько россиян.
Поодаль, у красной кирпичной стены, молча грустила о чем-то своем стайка местных алкоголиков.
Где-то на середине пути румяная проститутка по-фински поинтересовалась у господина Тоома, который час.
— Не понимаю! — брезгливо пожал он плечами и двинулся дальше. Уже на ходу поправил шляпу, поднял воротник добротного шерстяного пальто… Потом сунул руки в карманы — и сразу же стал удивительно похож на телевизионное воплощение комиссара Мегрэ.
Женский голос сзади не очень замысловато послал удаляющегося господина Тоома по матери.
Реагировать было глупо. Контрразведчик в очередной раз убедил себя в том, что его миссия более чем своевременна — «русское влияние» в Финляндии ощущается с каждым годом все сильнее. Еще немного, и криминальная буря с Востока окончательно и неукротимо выплеснется на оперативный простор беззащитной Европы.
…Туристические справочники относят «Сисайд отель» к категории четырехзвездных. Наверное, это действительно так, но с точки зрения избалованного комфортом туриста располагается гостиница не слишком удачно — вроде и в центре Хельсинки, но на самом краю этого центра. Прямо на берегу — но на берегу довольно ветреном и отнюдь не самом живописном.