ПОСЛЕДНЯЯ ОБОЙМА

Казанцев Кирилл

под машиной, а это было чревато излишним шумом. Что в данной ситуации приравнивалось к самоубийству.

А потом вдруг что-то случилось. Словно хлопнуло на ветру белье, вывешенное на просушку. И чуть скрипнула дверь.

Я все лежал под машиной, прислушиваясь, но не слыша шагов Автандила. Неужели он ушел? Это было бы слишком

щедрым подарком с его стороны. «Пойду-ка я лучше домой», - сказал серый

волк поросятам. А сам нарядился в овечью

шкуру и снова пришел к домику. А сам на цыпочках прокрался к «Газели» и стоит, затаив дыхание. Выжидая, когда глупый

Костик высунет голову.

Я подождал еще пару минут. Потом досчитал до трех и резко выкатился из-под машины на середину двора, вскочил на

ноги и поднял к лицу сжатые кулаки. Так я простоял секунд тридцать. Пока не убедился, что мое появление никого не

впечатлило. Особенно Автандила.

Ему было не до погонь. Он сидел, прислонившись спиной к стене ресторана, безвольно уронив длинные сильные руки. На

нем не было крови, но тем не менее пульса у него тоже не было. Если это и был сердечный приступ, то он случился с моим

преследователем как нельзя вовремя.

Однако интуиция подсказывала мне, что это вовсе не сердечный приступ. Вдаваться в подробности я не стал. Оплакивать

Автандила не было желания. Мы не были близко знакомы. А если бы и были, - думаю, такого желания тем более не

возникло бы.

Я влез сначала на капот «Газели», потом на кабину, толкнулся ногами и упал грудью на вершину стены, отгораживающей

внутренний дворик ресторана от окружающего мира. Это было больно, но когда спешишь исчезнуть из какого-то места,

способы выбирать не приходится.

В ход пошли локти, колени, и я перевалился через стену, успев попутно расцарапать палец о рассыпанное по верху битое

стекло. Опять битое стекло.

Однако это еще были цветочки. Ягодки поджидали меня внизу. Слетев с почти трехметровой высоты, я приземлился в

неглубокую канаву, стенки которой были размыты недавним дождем. В самой канаве воды было немного, но мне хватило,

чтобы промокнуть по пояс.

Когда я наконец выбрался и из этого не слишком приятного места, грязь стекала с ладоней, а ноги на ходу превращались

в две сосульки. Настроение было соответствующее.

Я вытер

руки о плащ, счистил с подошв налипшую грязь и выругался. Это было все, что я мог сделать.

И только теперь, шагая в направлении стоянки такси, я осознал произошедшее. Сначала за мной гнался Автандил. Явно

не для того, чтобы передать привет от Гиви Хромого и хорошие отзывы о проданном «Вольво».

А затем, когда я лежал ни жив ни мертв под «Газелью», кто-то вышел из ресторана и убил Автандила так быстро и легко,

как прихлопывают свернутой газетой сонную осеннюю муху. Наверное, если бы этот кто-то захотел прихлопнуть меня, это

потребовало бы ненамного больше усилий. Мне оставалось ломать голову над вопросом - я остался в живых потому, что

меня не заметили? Или потому, что не хотели убивать? И кто это был?

От самого факта, что я несколько секунд находился в опасной близости от такого человека, мне стало не по себе. Я

засунул руки в карманы разодранного и грязного плаща, огляделся по сторонам и после этого продолжил путь.

Немного быстрее, чем раньше.

Глава 10

По лицу Матвея Александровича было видно, что он немного озадачен и разочарован. Мой внешний вид не внушал ему

доверия.

Чтобы успокоить доброго доктора, я достал из кармана брюк бумажник, раскрыл его и передал все содержимое Матвею

Александровичу.

– Какие-то они влажные, - сказал доктор, пересчитывая деньги.

– Какие есть.

– И вообще... Сегодня вы выглядите как-то не очень, - заметил он, пряча деньги в карман халата.
– Выглядите сильно

потрепанным. Или это обманчивое впечатление?

– Бывают тяжелые дни, - сказал я, стараясь, чтобы это звучало самоуверенно и гордо. Хотя после случившегося в

ресторане «Комета» трудно было оставаться самоуверенным.

– Конечно, - согласился доктор.
– Хотите посмотреть на вашего больного?

– Если можно.

– Для вас - можно. Только снимите плащ. У него сегодня определенно был тяжелый день.

Я снял плащ и повесил на ветку березы. Если бы Матвей Александрович увидел его не в сумраке сквера, а в ярком свете

больничного вестибюля, я бы упал в его глазах еще больше.