Последняя песнь Акелы. Книга первая
Шрифт:
— Твоя в эмпакассейро Хлоси [35] , банталим [36] . Моя называть Итолунгу, моя тута кунгоси Хлоси [37] старшая служителя по-твоему.
К удивлению Алексея, старик достаточно прилично говорил на пиджин-инглиш.
— Твоя тута уже одна, две, три… — начал отсчет Итолунгу, медленно загибая пальцы. — Солнца шесть разов взошла, как твоя здеся валялся.
— Почти неделю, — мрачно протянул Пелевин, задумавшись о чем-то своем. — И все это время меня никто не искал?
35
Тайное
36
Чужак на исиндебеле.
37
Священник, жрец на исиндебеле.
— Искала. Белая банталима с ружбайка твоя кровь на земля видела и искала, — равнодушно пожал плечами негр. — Но как одна люди в яма свалился, а вторая люди Хлоси мала-мала скушала, искати перестала.
— Хлоси? Это что еще за чудо-юдо такое?
Старый священник молча взял из костра горящую ветку и подсветил угол с каменной клеткой, за прутьями которой развалился громадный черный гепард.
— Ну и здоровая же тварюга, — явственно сглотнул слюну Алексей, на мгновение похолодев от страха. — А почему ты мне помог? — не сводя глаз с огромной кошки, пробормотал он. — Я ведь тоже ваших воинов убивал.
— Твоя их на война убивала, а эта бесчестье нет, — блеснул глазами старик. — А когда другая банталим моя внучка убивать хотела, твоя ее спасала. Теперя должник я твоя.
— Зачем я тебе нужен? — недоверчиво спросил Алексей. — Возишься тут со мной, лечишь…
— Ни за чема не нужна мне твоя, — без эмоций шевельнул плечом священник. — Сама ходить сможешь, пойдешь, куда хочешь. Я твоя на ноги подниму, долг крови избавлюсь, а нада… Зачема банталима кунгоси нада?
Залечивая рану, Алексей провел в пещере Итолунгу еще почти две недели. Коротая скучные вечера и не более веселые дни, Пелевин слушал бесконечные, как саванна, рассказы старика о племенах и их обычаях, рассказывая в ответ историю Урала. В один из вечеров зашел разговор и о войнах матабеле.
— Твоя думала, что Матонга матабеле собирала белая банталима убивать? — уставившись в огонь костра, спросил Итолунгу и, не дожидаясь ответа Алексея, продолжил: — Не умно твоя так думала. Матонга Лулусквабале [38] искала. В Лулусквабале Матонга камень Луна искать хотела… Не нужна ему банталима, совсем не нужна…
— Вот была ему охота каменюгу искать? Мало, что ли, на свете булыжников… — лениво бросил Пелевин, обстругивая толстенную ветку до размеров зубочистки.
38
Полумифический заброшенный город.
— Это не простая камень, — внушительно проворчал старик, поднимая вверх палец. — Эта камень мертвых из царства теней возвращает, тот, кто мертвый, снова живой делать может!
— Брешешь, старик! — внезапно напрягся Алексей, перед глазами которого всплыло лицо Вареньки, а следом крест на ее могиле. — Брешешь ведь…
— Моя никогда не врать, — гордо расправил плечи Итолунгу. — Моя только правда говори. Моя старый, моя все знает. Я дитя совсем была, но моя помнить, как старый Игнози из могила Куатаниме подняла, жить его заставила!
— Расскажи мне про этот камень, Итолунгу, — умоляюще протянул Пелевин, в глазах которого полыхнуло пламя надежды. — Поверь, мне очень надо!
— Вижу. Нада, — кивнул головой старый жрец. — Расскажу
— Знаешь, Итолунгу, с тех пор как Господь создал человека, люди убивают друг друга, — задумчиво протянул Пелевин. — Так что были бы люди, а война сама собой найдется…
Глава четырнадцатая
— Доброго утречка, Николай Дмитриевич! — Арсенин, войдя в кают-компанию, приветливо улыбнулся третьему штурману Полухину, горестно склонившемуся над чашкой чая. — Что ж вы в одиночестве, без всей честной компании чаем наливаетесь?
— И вам здравствовать, Всеслав Романович, — качнул тяжелой головой Полухин. — Да вот, решил душеньку безгрешную побаловать…
— Сдается мне, — потянул носом Арсенин, — не безгрешностью тут пахнет, а spiritus vini несет изрядно. — Капитан, мгновенно растеряв все благодушие, нахмурил брови: — Это с какой же радости вы, любезный, такими ароматами благоухаете?
— Вы, Всеслав Романович, про меня зря худого не думайте, — уныло пробормотал штурман. — Видит бог, если и есть тут моя вина, то небольшая.
Видя, что Арсенин нетерпеливо вздернул бровь в немом вопросе, он продолжил:
— Я после всех этих нервотрепок заснуть никак не мог. И спать охота до жути, и сна ни в одном глазу, вот и зашел к Петру Семеновичу в лазарет. Он меня выслушал, головой покивал и шасть за ширму. Пару минут он там какими-то склянками звенел, колдовал, не иначе, после выносит мне стакан граненый. В стакане розовенькая жидкость по самый край плещется, мятой да еще чем-то вкусненьким отдает. Карпухин мне стакан в руку сунул, пейте, говорит, батенька, и не по чуть, а до дна. Я-то думал он мне лекарство какое дает, да весь этот сиропчик в два глотка и жахнул… Только тогда и понял, что это за лекарство, — спирт! Хотел побраниться, а не тут-то было. Сначала у меня дыханье сперло, а как продышался, повело меня… Сижу на кушетке, икаю только да глазами бестолково хлопаю. Я ведь никогда больше двух-трех бокалов вина и не пью. Доктор вестового кликнул, наказал до каюты довести и спать уложить. Спал и вправду, как усопший, только теперь на свет белый глядеть мочи нет…
— И впрямь — невелика вина, — усмехнулся Арсенин. — Только позвольте все же поинтересоваться, какие это душевные терзания бравого штурмана в сопливую институтку превратить способны?
— Ну как же, Всеслав Романович? — в свою очередь удивился Полухин. — Сначала пираты эти, потом шторм…
— Это ты про какой шторм тут вещуешь, Коленька? — донесся с порога кают-компании удивленный возглас Силантьева. — Про ту болтанку третьего дня? Так то ж не шторм — одно название. Там и пяти баллов-то не было, нашел, с чего переживать…
— Из-за шторма, хоть он восьми баллов будь, и я переживать бы не стал, — возмутился штурман. — Только когда я с вахты сменился и по трапу спускался, шкерт рассупонился и чуть голову мне не снес! А следом — рында — фью-ить — сорвалась и в паре вершков от моего носа пролетела. А весу в той дуре бронзовой не менее пяти фунтов будет… Что вы мне ни говорите, а примета это паршивая — быть беде. И если не сами потонем, то на войну приплывем.
— От такого пассажа и я бы перепугался. — Первый штурман, представив себе пролетающую мимо рынду, озадаченно хмыкнул. — Ну, а пираты-то тебе чем не угодили? Хоть убей меня, не припомню, чтобы и там рында летала… Не знаю, как ты, а лично я от визита этих скоморохов громадное удовольствие получил.