Последняя роль неудачника
Шрифт:
— Видите ли, я довольно много занимался известиями…
Полторак любезно рассмеялся:
— Ну нет, этому вы не на радио научились. Как-нибудь вы мне расскажете о себе подробнее. И у вас будет такая возможность — ваша сводка понравилась мне настолько, что я решил взять вас в штат.
— Очень рад, — сказал Валентин. — Очень рад.
— Из того, что я слышал, — продолжал Полторак, срывая очки молниеносным движением, которое Валентин уже успел подметить, — я заключаю, что у нас с вами не может быть никакой неясности относительно того, почему вас берут. Но на всякий случай
— Общую систему явлений, — эхом сказал Валентин. — Да.
— Так называемым известиям мы отводим значительную роль. Потому что в явлениях есть система. Но ее трудно, очень трудно вскрыть. В нашем бизнесе есть люди, чья цель — смазать эту картину. С нашей точки зрения, они являются врагами, потому что достаточно исказить концептуальный подход — и все становится лживым.
— Так, — сказал Валентин. — Так.
— А люди не могут ничего понять, потому что дезориентированы, не так ли? И наши усилия в большой степени направлены именно на то, чтобы дать им необходимую ориентацию.
— Разумеется, — подтвердил Валентин.
— Ну что же, вы можете оказаться ценной находкой для станции. Я не вижу ничего, что могло бы помешать нашему сотрудничеству. Кроме, может быть, одного.
— Чего? — улыбаясь, спросил Валентин.
— Вы можете недооценить серьезность наших задач. Если так, мы можем не сработаться.
— Да, — сказал Валентин. — У меня один маленький вопрос.
— Слушаю.
— Почему вы существуете в Зеленогорске под другой фамилией?
Полторак медленно поднялся на ноги. Валентин тоже.
Они стояли посреди комнаты, глядя друг на друга.
— Вы так считаете? — медленно сказал хозяин кабинета. — Кто же я по-вашему? Эдмон Дантес? Максим Максимович Исаев?
Валентин взял со стола объемистую книгу формата телефонного справочника, полистал и прочитал вслух аннотацию:
— «Российский музыкальный ежегодник — настольная книга профессионала музыкального бизнеса в России и СНГ. Сейчас уже трудно себе представить, что когда-то фирма грамзаписи, продюсеры, артисты, руководители филармоний, рекламные агентства, журналисты могли ориентироваться в хитросплетениях музыкального бизнеса без этой суперкниги…» М-да, хорошая вещь.
— Ну и что? — пожал плечами хозяин кабинета.
— Просто я знаю, что вы — Степан Анатольевич Варенцов, музыкальный продюсер, которому наши зрители обязаны гастролями многих и многих известных музыкантов. И книгу эту вы издали, между прочим.
— Откуда такие сведения?
— Конечно, вы, Степан Анатольевич, не светский лев, ваше лицо не мелькает в журналах и в телевизоре, но для человека из мира шоу-бизнеса это не секрет.
— Сдаюсь. Как вы узнали? Желтая пресса?
— В некотором роде.
— Ладно, — махнул рукой Варенцов. — Не буду допытываться. А кстати, вы не знаете, почему она так называется, всегда меня этот вопрос занимал.
— Кто?
— Желтая пресса.
— А… Случайно знаю.
— Так
— Все очень просто. Американский художник Ричард Аутколт в девяностых годах девятнадцатого века поместил в одной газете серию комиксов, главным героем которых был пацан в желтой рубашке. Все его высказывания были в духе поручика Ржевского. Он имел успех. И в тысяча восемьсот девяносто шестом году редактор респектабельной «Нью-Йорк-пресс» презрительно назвал подобные издания желтой прессой. Кстати, и вся пресса печаталась на дешевой бумаге желтоватого оттенка. Уже в тридцатых годах прошлого века ее заменили белой, которую делали, как это ни смешно, из конопли.
— Память у вас что надо. Даты, имена… Завидую. Вы приняты с испытательным сроком, — сказал Варенцов, открывая дверцу бара. — Будете фильтровать информацию. Я рад, что у нас появился такой профессионал. Я считаю, каждый должен заниматься своим делом. А иначе…
— Если за ошибку в расчете отвечает больше одного человека, виноватых не найти.
— Это мне нравится, — улыбнулся Варенцов. — Слушайте, — сказал он после паузы, — не могу отделаться от мысли, что мне тоже знакомо ваше лицо. Мы могли раньше где-то встречаться? Но даю голову на отсечение, вы на меня прежде не работали.
— Нет, не работал.
— Вы пьете? — Варенцов вынул из бара бутылку и два стакана. — Ну, за компанию? В смысле — за фирму? За сотрудничество?
Валентин посмотрел на бутылку и на Варенцова.
— Рановато для меня, — произнес он нерешительно.
— Да? — сказал Варенцов. — А я выпью. По такому-то случаю! Вы второй человек, который меня здесь расшифровал.
— Впрочем… — сказал Валентин. — Благодарю вас. Только немного.
Варенцов налил в оба стакана, Валентин осторожно принял свой, поднял и выпил.
— Предвосхищая следующий вопрос, я скажу вам, чтобы расставить точки над «и», почему я здесь — Полторак. Это, между прочим, девичья фамилия моей матери, так что все законно. Хотя сами-то мы не местные… Просто в провинции традиционно скептически относятся к человеку из шоу-бизнеса. Им бы не понравилось, что недвижимостью и фабрикой тут владеет какой-то столичный хлыщ, который таскается по ночным клубам и водит дружбу с голубыми и всякими прочими извращенцами, понимаете меня? — Варенцов хохотнул. — Это был продуманный ход, ну а теперь, когда фамилия стала чуть ли не логотипом всего моего бизнеса здесь, менять что-то мне уже и в голову не приходит. И потом, это очень увлекательно, вы только представьте: приезжаю я в Москву — и вот я уже Варенцов. Возвращаюсь сюда — Полторак. Еще виски?
Проглотив виски, Валентин понял, что это было ошибкой. Не успело еще разлиться по телу тепло, как мозг у него накренился, круто спикировал; стоя в полушаге от Варенцова, со стаканом в руке и расплывшимся в бессмысленной улыбке лицом, он одновременно летел вверх ногами по каким-то немыслимо закрученным спиралям, и там, внизу, — он видел их все время, — вспыхивали желтые и красные огни. «Сейчас же уходи, — сказал он себе. — Сейчас же».
Варенцов стоял, наблюдая за ним, он все еще не притронулся к своему стакану.