Последняя улика (сборник)
Шрифт:
В одном мешке были деньги, в других лежали какие-то листки. Взяв один из них, Николаев начал читать, не выдержав, сплюнул:
– Сектанты проклятые.
Ясно теперь, почему напал Иосиф Степанко на Богданова. Боялся за тайник. Решил спрятать окровавленную шубу и обнаружил погоню. На убийство пошел "святой Иосиф", вот какая у его веры мораль! "Что же, делом Степанко займутся другие, - подумал Николаев, - а у нас, похоже, финал".
Финал? Он улыбнулся, внезапно вспомнив свой недавний сон. Бежали по зеленому лугу кони, развевая гривы, звенели гулкие ботала на их гордо изогнутых шеях. "Да это телефон звонил тогда", - только сейчас понял он...
ПО ФАКТУ ИСЧЕЗНОВЕНИЯ
Четверг. 7.30.
Утро,
Георгию Ивановичу предстояло сейчас надеть вставную челюсть, натирающую десну, с притворным непониманием выдержать вечно укоризненный, испытующий взгляд жены. После недавнего телефонного звонка с угрозами встречу с Зоей придется отложить. Ах, Зоя, Зойка! Лицо Георгия Ивановича на мгновение просветлело. Зоя дарит ему ощущение бодрости и в свои 57 лет он чувствует себя под стать ей, 26-летней. Но этот гнусный звонок! Женский голос, нарочито искаженный, лишь выкрикнул в трубку угрозы, но не может же... Додумывать - значило окончательно испортить себе настроение, и Георгий Иванович стал медленно одеваться.
Да, с Зойкой придется повременить; хорошо, что с Леной он давно и окончательно определился. Теперь она ухаживает за мамой, и, кажется, неплохо. Георгий Иванович усмехнулся: охотно пошла в домработницы, а поначалу сколько амбиций было! Видимо, щедрость его Лена помнит, несмотря на двухлетнюю разлуку.
– Георгий, - негромко позвала жена, - завтрак на столе, а я побежала. У меня сегодня утренний прием.
Жена была стоматологом в детской поликлинике.
"Утренний прием - это хорошо, - отметил про себя Георгий Иванович. Значит, вечером встречать не нужно, и вечер мой".
Печказов всегда встречал жену после вечерних приемов: она часто задерживалась и боялась темных улиц. Жена ценила его внимание, и в конечном счете от этого выигрывал сам Георгий Иванович. Ему многое прощалось. Да и он берег жену, безусловно, берег, понимая, что в подступающей вплотную старости идеальные условия жизни может создать ему только она, а уж никак не молодые его подружки, только и умеющие, что заглядывать в карман.
Оставаясь один, Печказов вставную челюсть не надевал, и ранний уход жены означал хоть непродолжительную, но свободу от обременительной красоты.
Позавтракав, Печказов вышел из квартиры и уже замыкал входную дверь, когда раздался голос поднимавшегося по лестнице человека:
– Печказов?
Вздрогнув от неожиданности, Георгий Иванович обернулся:
– Да... А в чем дело?
– Поговорить надо. Милиция.
– Ступенькой ниже стоял еще один человек.
"Неужели Тихоню накрыли?" - лихорадочно метнулась мысль. И тут же Печказов одернул себя: "Спокойно. Спокойно. Не суетись!"
Загремела цепочка противоположной двери - соседи выходили на работу. Печказов заставил себя дружелюбно взглянуть на нежданных посетителей.
– Спешу, товарищи. Поговорим по дороге, - и стал быстро спускаться вниз.
На улице, вопросительно взглянув на спутников, Георгий Иванович вдруг заметил, что в глазах второго парня мелькнула какая-то неуверенность, даже испуг, но первый тут же спросил:
– Вы подавали заявление об угоне машины?
Печказов удивился, едва не рассмеялся и окончательно успокоился:
– Никоим образом! Моя старушка, думаю, цела. Пойдемте вместе, взглянем.
Во дворе дома, где в углу скромно приткнулся его железный гараж, располагался пункт "Скорой помощи". Печказов с
К гаражу подошли молча. Печказов тронул рукой накладные замки - один был стандартный, другой сделан на заказ - небольшой шестигранник с хитрым запором. Двери гаража прикрывались неплотно. Печказов глянул в небольшой зазор между створками.
– Цела, - он с улыбкой обернулся. И снова - показалось?
– мелькнула растерянность в глазах второго, высокого. Первый приложил руку к светло-коричневой пыжиковой шапке.
– Ошибка, значит, вышла. Извините.
Четверг. 8.30.
Лена, Елена Андреевна Суходольская, медленно собиралась на свою работу. Собственно, на работу - слишком громко сказано. Не считать же в самом деле работой то, чем она занята теперь. Лена брезгливо передернула плечами, вспомнив неопрятную, по-детски радостную старуху, с которой ей предстояло провести день. Это занятие так ей опротивело, что закрыла бы глаза и - куда угодно, только прочь из этого дома! Подумать только, за какие-то три года Эмма Павловна из молодящейся властной дамы превратилась в развалину, не может обслужить себя, все пачкает, рвет, а какой идиотский смех...
Лена вспомнила те давние вечера в квартире Эммы Павловны Мавриди, куда ее впервые привел случайный знакомый. Привел - и оставил, а она прижилась в этом доме. Ей нравилась старинная мебель, рояль внушительный, грузный; нравилась хозяйка - в тяжелых золотых серьгах, с унизанными перстнями старческими ухоженными руками. Нравилось бывать ей, девчонке, среди взрослых, солидных людей, которые очень скоро стали откровенно волочиться за нею и одаривали довольно щедро. Впрочем, щедро ли? Она видела, какого достоинства купюры небрежно швырялись на стол, когда иногда возникала карточная игра, где предводительствовала Эмма Павловна.
Ее муж первым затеял с ней игру в ухаживание под одобрительные взгляды супруги. Лена постепенно стала чем-то вроде хорошенькой домашней официантки в этом доме.
Появились деньги, наряды, даже кое-какие золотые украшения - цепочки, колечки, сережки. На подруг по общежитию, где она устроилась, приехав в город из небольшого поселка, Лена стала смотреть свысока - что они понимают в жизни?
Закончилось все неожиданно просто: однажды ночью внезапно умер Мавриди. Его вдова сразу утратила величавость, стала суетлива и забывчива. Вечера в квартире прекратились. А вскоре и у самой Эммы Павловны случился инсульт, ее положили в больницу, и Лену встретил в квартире Георгий, сын Эммы Павловны от первого брака, молодящийся мужчина в возрасте, заведующий крупным магазином. Он просил участия и утешения. Так они стали встречаться на квартире Эммы Павловны. Поначалу часто, потом - реже, а затем Георгий и вовсе перестал ей звонить. Так оборвались все связи Лены с домом Эммы Павловны, она стала жить, как все ее сверстницы, снова поступила на работу, поначалу тяготилась, но незаметно привыкла, хотя нет-нет, да и вспыхивала в ней непонятная жалость к самой себе, желание снова оказаться в центре внимания.
В этот период и познакомилась она с Суходольским. Он привлек ее внимание самоуверенностью, вольными манерами, вальяжностью - словом, всем тем, что наблюдала она когда-то в прежних своих друзьях. Однако, став Суходольской, она очень скоро убедилась, что муж ее потрясающе ленив, мелочен, жесток и истеричен. Жить с ним было невозможно. Постоянного дома, как и семьи, не получалось. Долго работать на одном месте он не мог, часто устраивал себе длительные "отпуска". Случалось, что появлялись у него деньги, и тогда он держался с Леной важно и значительно.