Последняя воля Нобеля
Шрифт:
— Именно так, — сказал Шюман, вышел из кабинета и повел председателя направо по узкому коридору. — Если хотите, могу показать… В моем бывшем кабинете уместился весь спортивный отдел!
Они остановились у открытой двери бывшего кабинета Андерса Шюмана, и председатель заглянул внутрь.
— Замечательно, — сказал он, — что вы смогли втиснуть в это пространство столько компьютеров.
— Самое главное, что все это прекрасно работает, — заметил Андерс Шюман и пошел дальше. — Слева мы ликвидировали все маленькие кабинетики и разместили на освободившейся площади отдел маркетинга. При этом мы получили совершенно неожиданное преимущество, потому что
— Для чего это помещение использовали раньше?
— Здесь работали корреспонденты дневной смены, — ответил Андерс Шюман. — Мы снабдили их ноутбуками и убедили работать дома. Они очень рады этому обстоятельству.
Веннергрен недовольно хмыкнул:
— Лично я предпочел бы все время иметь персонал перед глазами.
Из своего нового кабинета вышел Спикен и посмотрел на Шюмана. Он явно хотел что-то сказать.
— На завтра назначен доклад омбудсмена по проблеме безопасности на нобелевском банкете, — сказал он. — Кого мы туда пошлем?
Это бесцеремонное вмешательство в беседу руководства не вызвало у Шюмана ничего, кроме раздражения. И раздражение усиливалось от осознания того, что он не может его скрыть.
— Пошли кого считаешь нужным, — сказал он. — Собственно, это не так важно.
— Я говорил с ребятами из онлайновой версии, — не унимался Спикен. — Они даже не знают, кто такой парламентский омбудсмен.
Больше всего Шюману хотелось, чтобы Спикен сей момент провалился сквозь землю.
— Разберись в этом сам, — сказал он, а затем повернулся к Герману Веннергрену? — Там, — сказал он, — был отдел развлечений. Теперь мы сократили отделы планирования и рекламы. Видите, здесь теперь нет отдела заработной платы, мы перевели его в левый угол. Комнату персонала переоборудовали в телевизионную студию, а в бывшей канцелярской кладовой сейчас находится режиссерский пульт. Собственно, для передач мы теперь используем площади, которые раньше просто пропадали впустую…
Герман Веннергрен недовольно посмотрел на главного редактора.
— Если честно, — сказал он, — то меня не очень интересуют вопросы использования площадей. Почему у нас нет редактора, который мог бы самостоятельно решить проблему с докладом омбудсмена?
У Андерса Шюмана запершило в горле, но он сумел подавить кашель.
— Если бы это было так просто…
Он протянул вперед руку и показал дорогу к недавно устроенному кафетерию — маленький зал за лифтом с кофемашиной и автоматом для продажи бутербродов. В углу сидело несколько сотрудников, разговаривавших по сотовым телефонам. Шюман налил кофе Веннергрену и себе и поставил чашки на шаткий кофейный столик. Открыв папку, он принялся перелистывать бумаги — документы и контракты.
— В настоящий момент я веду переговоры с несколькими коммерческими радиостанциями, имея в виду начать вещание новостей по радио и, возможно, запустить несколько ток-шоу. Сайт спроектирован так, что все, что мы вещаем, можно найти в Интернете. У нас большие планы на будущее: телевизионное вещание через широкополосный Интернет.
Герман Веннергрен снял очки.
— Все у вас есть, кроме редакторов, способных позвонить омбудсмену.
— Цифровая телевизионная сеть будет объединена с Интернетом, — продолжал Шюман, сделав вид, что не расслышал едкого замечания Веннергрена. — Это всего лишь вопрос времени. Скоро это нововведение будет во всех газетах. Что собирается делать государство с полной свободой, которую все в связи с этим получат? Что все
Председатель надел очки и на несколько секунд задумался.
— Давай обратимся к конкретике, — сказал он наконец. — О чем, собственно, мы здесь говорим? Живой показ чего-то похожего на американские гонки на автомобилях?
— Конечно, — подхватил Шюман. — Глубоко личностные интервью, съемки известных людей скрытой камерой, скандалы и катастрофы. Природные бедствия и пожары, детский плач в каждой передаче, скрытая сторона жизни политиков, любовные похождения звезд. Показ изнанки таких событий, как конкурс Евровидения. Но уникальным фактором нашего нового предприятия, по моему мнению, является личностный подход. Люди высказываются, делятся своим жизненным опытом — великим и малым.
— Понятно, — кивнул Веннергрен и тяжело вздохнул. — Я уже предвижу возражения собственников. Эта сливная журналистика — не то, что нужно в данный момент.
— Нет, — возразил Шюман, — то, что им нужно в настоящий момент, — это сто миллионов на ликвидацию ущерба от финансовой катастрофы, постигшей наших коллег из утренних газет.
— Возможно, — сказал председатель, — тебе стоило бы осторожнее подбирать слова. Ты же понимаешь, что сейчас не ты стоишь во главе списка их любимцев.
— Они этого и не скрывают, — коротко заметил Шюман, изо всех сил стараясь не показать горечь, сквозившую в его словах.
Герман Веннергрен снова снял очки и подался вперед. Шюман даже рассмотрел поры кожи на крыльях его носа.
— Я понимаю, — сказал Веннергрен, — что ты разозлен на человека, писавшего статью о ТВ «Скандинавия». Я объяснил семье, что у тебя, собственно говоря, не было иного выбора. Если бы ты сказал «нет», она просто отнесла бы статью в другую газету. По крайней мере, теперь мы можем управлять процессом и сохраняем высокий моральный дух.
Он откинулся назад, отчего слишком тесный пиджак едва не затрещал по швам.
— Кстати, что с ней? Последнее время я не вижу ее имени в выпусках газеты.
— Она в отпуске, — ответил Шюман, не вдаваясь в детали относительно его условий.
— Отлично, — сказал Веннергрен, вставая. — Есть надежда, что этот отпуск продлится вечно?
Если бы Шюман не знал своего шефа, то он бы поклялся, что Веннергрен улыбается. Но вероятно, это была игра света. Герман Веннергрен никогда не улыбался.
— Я разберусь с этим вопросом, — пообещал Андерс Шюман.
— И найди человека, который способен взять интервью у парламентского омбудсмена, — произнес на прощание Герман Веннергрен.
Анника стояла на кухне и чистила картошку, когда услышала, как открылась и закрылась входная дверь.
— Привет, — бросила она через плечо.
Ответа не было.
Она положила картофелечистку на стол и прислушалась.
— Томас? — окликнула она громче. — Это ты?
Ответа по-прежнему не было.
Ее охватила тревога. Анника сделала несколько неуверенных шагов к двери.
— Кто здесь? — спросила она. — Кто?
Дверь в гардероб под лестницей была приоткрыта, и был слышен стук плечиков в шкафу. Анника подбежала к двери и рывком ее распахнула. В прихожей по полу ползала какая-то блондинка и что-то искала.