Последняя загадка парфюмера

Грановская Евгения

– Все же я заставлю тебя зазвучать! – бормотал он, возясь с эссенциями, как еврейский маг, вычерчивающий на лбу голема тайное имя Бога и вдыхающий жизнь в мертвый кусок материи.

Однажды Генрих откинулся на спинку стула, вытянул перед собой флакон и воззрился на него торжествующим взглядом, как алхимик, сумевший вырастить в пробирке гомункулуса. Он вытер потный лоб платком и выдохнул с усталой улыбкой на обескровленных от бессонной ночи губах:

– Готово. Теперь жизнь моя переменится.

Спустя два дня он присутствовал на небольшом soiree [8]

в доме старика Равэ. С Шарлоттой Генрих давно помирился, но некоторое напряжение в их отношениях еще осталось. Шарлотта, которой отец велел «развлекать нашего дорогого гостя», пока сам он отдает распоряжения на кухне, спросила вежливым, но довольно равнодушным тоном:

– Должно быть, варить мыло – чрезвычайно сложное занятие?

– Не очень, – скромно ответил Брокар. – Чтобы приготовить простейшее мыло, нужно взять два килограмма каустической соли и растворить ее в восьми литрах воды. Затем влить раствор в расплавленное и охлажденное сало. После получения густой жижи разлить ее по заготовленным формам. Вот, собственно, и все.

8

Вечеринка (фр.).

Брокар на секунду задумался и, не заметив, как Шарлотта наморщила носик, продолжил:

– Хотя и здесь имеются свои нюансы. К примеру, ежели вам нужно получить пенистое мыло, то в соляной раствор добавляют очищенного поташа или кокосового масла. А изготавливая формалиновое мыло, ни в коем случае нельзя примешивать формалин к горячему мылу, иначе может образоваться муравьиная кислота. Ну а ежели вы хотите изготовить мыло для бритья, то необходимо добавить к жиру канифоль и овинное сало. Да, кстати, сало в этом случае должно быть…

– Достаточно! – прервала его Шарлотта. – Я не собираюсь варить мыло, подробные инструкции мне не нужны.

Брокар понял, что опять попал впросак, и конфузливо покраснел.

– Прошу прощения, – выговорил он виноватым голосом.

Вошел дворецкий и громогласно объявил:

– Господин Козловский!

Серые глаза Шарлотты засверкали. Через несколько мгновений двери распахнулись и в гостиную, источая аромат духов «Maitre», вошел высокий мужчина. Он был строен, изящен и внешность имел весьма романтическую – бледное лицо, длинные каштановые волосы, большие грустные глаза и темные «собольи» брови.

Шарлотта протянула ему обе руки:

– Семен Иванович! Как замечательно, что вы пришли!

– Бывать в вашем доме для меня настоящее счастье, Шарлотта Андреевна! – поговорил Козловский туманным, красивым голосом.

Брокар нахмурил густые брови, однако, считая себя человеком светским, тоже сделал шаг навстречу гостю.

– Вы ведь знакомы с Генрихом Афанасьевичем Брокаром? – не сводя с гостя радостных глаз, спросила Шарлотта.

– Брокар? – Певец вздернул тонкие, круглые брови и посмотрел на Генриха. – А, мыловар! Как же, как же.

– Не то чтобы мыловар, – запинаясь, проговорил Генрих. –

Мы делаем и одеколоны, и саше, и…

– Замечательно! – сказал Козловский, небрежно пожав Брокару руку. И тут же повернулся к публике, которая уже спешила ему навстречу.

Принимали Козловского как дорогого гостя. Даже старик Равэ, обычно сдержанный и суховатый, расплылся в улыбке и сказал восторженной скороговоркой:

– Чрезвычайно рад, что вы пришли, господин Козловский! Вы нам что-нибудь споете?

– Папа, ну нельзя же так – прямо с порога, – с укором сказала ему Шарлотта.

Козловский артистически улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами:

– Ничего страшного, мадемуазель. Петь я готов всегда!

Гости оживленно загалдели и, окружив певца плотным кольцом, проводили его к роялю. Козловский уселся за рояль, изящным жестом откинул с лица длинную прядь каштановых волос, ласково посмотрел на гостей и хозяев и спросил:

– Что же вам исполнить, господа?

– «Хризантемы», «Тройку», «Не растравляй моей души», – загалдели гости.

Козловский остановил внимательный взгляд на Шарлотте:

– А вы что скажете, Шарлотта Андреевна?

Шарлотта слегка порозовела и тихо произнесла:

– «Искрометные очи».

Козловский кивнул, затем растопырил над клавиатурой длинные пальцы и взял первый аккорд. Публика замерла в ожидании. Козловский откинул голову и запел чистым, хорошо поставленным тенором:

За чарующий взгля-яд искрометных оче-ейНе страшусь я ни мук, ни тяжелых цепе-ей…

Гости, окружившие рояль, слушали певца как зачарованные, не двигаясь и почти не дыша. Шарлотта, с лица которой так и не сошел румянец, не сводила с певца восторженно-задумчивого взгляда.

Ах, пожалей же меня, дорога-ая…Освети мою те-омную жизнь.Ведь я плачу, от страсти сгорая.Но напрасно – ведь счастию не быть…

Взяв последний аккорд, Козловский поднял длинные пальцы, которые напомнили Брокару ноги большого, омерзительного белого паука, и еще некоторое время печально смотрел на клавиши, как на родник с живой водой, от которого его силой оторвали. Затем под аплодисменты и восторженные возгласы поклонников повернул к Шарлотте усталое лицо.

– У вас волшебный голос, – прижав руки к груди, проговорила Шарлотта.

– Вы находите? – Певец устало улыбнулся. – Уверяю вас, мадемуазель, что рукоплесканье залов ничто в сравнении с одним лишь взглядом, одной лишь улыбкой той, которая…

Далее Козловский произнес несколько слов по-русски. Брокар, до сих пор не освоивший толком русский язык, понял лишь, что это стихи.

– Как же зовут эту счастливицу? – сияя от счастья, спросила Шарлотта.

– До поры до времени я намерен хранить этот секрет в самых укромных тайниках моей души, – с чувством ответил Козловский.