Последняя загадка парфюмера

Грановская Евгения

Однако, когда желудок Струйникова был пуст, светлый путь никак не хотел вырисовываться, сколько художник ни напрягал воображение. Представлялась все больше темная, извилистая, узкая дорожка, изрытая ямами и поросшая жесткой, колючей травой.

– Надо терпеть, – говорил себе тогда Струйников. – А что желудок пуст, так что ж. Дрянь все это, вот что. Великие картины пишутся духом, а не желудком.

Получив от Брокара письмо с приглашением, он воспрял духом. Вся Москва знала, что Брокар богат и что с некоторых пор он, с подачи друзей-коллекционеров,

стал поощрять искусство.

«Интересно, чего он от меня хочет? – думал Струйников, лежа на продавленном диване. – Впрочем, неважно. Главное, чтобы заплатил побольше. А этот заплатит. Видит бог, заплатит!»

Перед тем как направиться к Брокару, Струйников вымыл голову, подстриг ножницами бородку и взял у Грибкова напрокат приличный костюм.

В доме Брокаров его встретил не сам хозяин, а его жена – высокая, стройная женщина лет сорока по имени Шарлотта Андреевна. У нее было симпатичное лицо, внимательные глаза и очаровательная манера улыбаться одними кончиками губ – кротко, мягко и душевно.

– Посидите немного здесь, – сказала Шарлотта Андреевна художнику, усадив его на диван. – Муж мой скоро освободится и примет вас.

Сама она села в кресло напротив.

– Хотите чего-нибудь? Кофе, чаю, бренди?

– Нет, благодарю, – ответил Струйников и достал из кармана серебряные часы, которые он так же, как и костюм, позаимствовал у добродушного Грибкова.

– Вы торопитесь? – поинтересовалась госпожа Брокар.

Струйников спрятал часы в карман и покачал головой:

– Нет, нисколько. Разрешите поинтересоваться, какого рода заказ хочет сделать мне господин Брокар?

– Точно не знаю, – ответила Шарлотта Андреевна. – Но полагаю, что дело связано с реставрацией картин. Генрих Афанасьевич занялся коллекционированием недавно, но у него внушительное собрание. Особенно он жалует фламандское искусство.

– Стало быть, он поклонник живописи?

Госпожа Брокар улыбнулась:

– Теперь да. Боюсь, поначалу это было просто модным увлечением. Ну и выгодным вложением средств, конечно. Но теперь это переросло в нечто большее. Живопись захватила моего мужа. Он даже подумывал взять несколько уроков рисования. Но, увы, недостаток времени не позволяет этого сделать.

– Мое имя пока не слишком известно, – деловито и вежливо сказал Струйников. – Не знаю, захочет ли господин Брокар поручить мне столь важную работу.

– Не волнуйтесь, – с приветливой улыбкой ответила хозяйка. – Я видела ваши работы и описала их мужу в самых ярких красках. Он обязательно сделает вам заказ.

– Было бы неплохо, – вымолвил художник.

Не зная, как продолжить разговор, он взял со столика томик Вяземского и рассеянно его полистал. Шарлотта улыбнулась и тихо произнесла:

Ты светлая звезда таинственного мира,Когда я возношусь из тесноты земной,Где

ждет меня тобой настроенная лира,Где ждут меня мечты, согретые тобой…

Вам нравятся стихи?

– Не очень, – ответил Струйников.

– Жаль.

Она замолчала. Молчал и художник.

– Вы, должно быть, стеснены в средствах? – поинтересовалась вдруг Шарлотта. – Я могу дать вам в долг, если вы хотите.

– Благодарю вас, но я не принимаю материальной помощи от женщин, – с достоинством ответил Струйников.

Это был произнесено с таким юношеским апломбом, что Шарлотта невольно усмехнулась:

– Вы мне напоминаете моего мужа, такого, каким он был двадцать лет назад, – сказала она. – Такой же яростный и гордый. С тех пор он сильно переменился.

– Да, я слышал, что деньги портят людей, – сказал Струйников.

– Не столько деньги, сколько время, которое человек тратит на их добывание. Это самые подлые часы в жизни человека, и они не проходят даром для души. Вы согласны?

– Спорный вопрос, – ответил Струйников. – Я думаю, бывают исключения. Например, ваш муж. Он создает симфонии из ароматов и при этом неплохо на них зарабатывает.

– Да, вы правы. Ему повезло. Подойдите-ка сюда! – с улыбкой позвала Шарлотта.

– Зачем?

– Подойдите, не бойтесь. Я хочу вам погадать.

– А вы разве умеете? – с сомнением в голосе спросил художник.

– Да. Когда-то я научилась этому искусству у одной цыганки.

Художник встал с дивана и подошел к Шарлотте. Протянул руку. Шарлотта задумчиво изучила его ладонь.

– Вас ждет большая слава и несчастливая судьба, – сказала она, глянув на юношу снизу вверх. – У вас будет много денег, поклонников, женщин… Вы сейчас молоды и красивы, и вы пронесете вашу красоту сквозь года, до самых преклонных лет.

Художник хотел убрать ладонь, но Шарлотта удержала ее в своей руке. Художник обратил внимание на то, какая изящная и узкая у нее кисть. А кожа чистая и светлая, как у молодой девушки. Эта женщина прекрасно выглядела для своих лет. Пожалуй, даже лучше, чем иные молодые.

– Почему вы так смотрите на меня? – с озорной полуулыбкой спросила Шарлотта Андреевна.

– Так, – сказал художник. – У вас очень выразительное лицо. С вас можно было бы писать Клеопатру или Федру.

– Вы находите? Но Клеопатра была моложе меня.

– Какая разница? Человека красит не возраст, а свет души, который струится через его внешность.

Шарлотта удивленно на него посмотрела.

– Как вы точно это сказали.

За спиной у художника послышался сдержанный кашель.

– А, Генрих! – воскликнула Шарлотта, приветствуя бесшумно вошедшего мужа.

Брокар посмотрел на ее руку, до сих пор удерживающую ладонь юноши. Шарлотта быстро выпустила ладонь, и художник машинальным жестом убрал ее за спину, слово прятал следы преступления. Брокар нахмурил кустистые черные брови.