Последняя зима
Шрифт:
Нежданно-негаданно стряслось новое несчастье. Небольшая группа партизан, возглавляемая командиром 6-го батальона Федором Кравченко, направлялась в штаб соединения. Был с ними и наш молодой врач Михаил Кривцов, который возвращался в Лесоград из дальней командировки. По дороге группа наткнулась на засаду бандеровцев. Партизан обстреляли плотным огнем, обстреляли по-бандеровски подло, в спину. На месте был убит прекрасный минер, подорвавший за месяц одиннадцать эшелонов, коммунист Владимир Илларионович Бондаренко. Тяжелейшее ранение получил Кривцов.
Подробностей мы еще не знали.
Он выехал сразу же вместе с операционной сестрой Анной Зубковой, захватив инструменты и немного медикаментов. До Березичей двадцать пять километров. Когда Гнедаш туда прибыл, молодой его коллега лежал почти без признаков жизни. Осмотр констатировал слепое ранение в живот. К тому же Кривцов потерял очень много крови.
В тесной хате, при свете коптящей керосиновой лампы, временами действуя буквально на ощупь, Тимофей Константинович произвел операцию. Зашита купавшаяся в крови печень. Затампонирован пробитый пулей желудок. Но сохранит ли это Кривцову жизнь?
Ночью Гнедаш не спал, прислушиваясь к слабому, прерывистому дыханию Миши, и все думал, думал о том, как его спасти... Переливание крови? Да, только оно! Влить хотя бы полтораста - двести кубиков. И при самых больших потерях крови организм удерживает, резервирует какую-то ее часть в селезенке. Новая, свежая кровь приведет в движение этот запас, направит его по венам и артериям. Но где взять доноров, аппарат для переливания? Аппаратуры нет ни здесь, ни в госпитале. Переливание было необходимо и тогда, Мышлякевичу... Впрочем, донор не нужен. Он сам даст Михаилу свою кровь, она у него универсальной первой группы, подойдет каждому. Но как перелить? И вдруг в ищущем, напряженном мозгу хирурга мелькнула счастливая мысль.
Едва забрезжил рассвет, Тимофей Константинович разбудил Аню Зубкову, приказал вскипятить воду. Он долго мыл стакан, потом продезинфицировал его размятыми таблетками аспирина.
– Бери, Аня, иглу от шприца. Воткни ее вот сюда!
– попросил Гнедаш, засучив рукав халата и показав на вену.
Сестра волновалась, никак не могла сделать укол. Тогда Тимофей Константинович взял иглу сам и вонзил ее себе в руку. Через канальчик иглы забила тончайшая струя крови, медленно наполняя стакан. "Лишь бы не свернулась! Лишь бы не успела свернуться!" - думал Гнедаш.
– Чем же переливать?
– спросила, недоумевая, Аня.
– Шприцем, нашим шприцем...
– Он ведь только двадцатиграммовый!
– А десять раз по двадцать граммов сколько будет?
Десять раз наполняли маленький шприц кровью и столько же раз проталкивали ее в опавшие вены доктора Кривцова. Конечно, примитивно, кустарно! Однако цель была достигнута. Уже через какие-нибудь полчаса к раненому вернулось сознание. У него улучшился пульс.
Несколько дней Кривцова нельзя было перевозить. Тимофей Константинович сделал ему вторую операцию, не отходил от его постели. Состояние Михаила Васильевича понемногу улучшалось.
Все дни до позднего вечера в окна тихо стучались крестьянки:
–
А вокруг хаты стояли двадцать партизан-автоматчиков, охраняя ее от налета бандеровцев. В случае надобности я послал бы туда и роту!
Кривцов выжил, он креп, поправлялся... А у Тимофея Константиновича появилась еще одна радость: ведь найден простейший способ переливания крови! Вот уж действительно: не было бы счастья, да несчастье помогло! С помощью шприца в госпитале начали переливать кровь и другим раненым. Подобрали группу доноров из медицинского персонала, они всегда под рукой. Саму технику переливания Гнедаш несколько усовершенствовал. Теперь это делалось с помощью двух полых игл: через одну брали кровь, через другую вливали, а шприцем лишь переносили ее, подключая то к первой игле, то ко второй.
После этого переливание крови стало практиковаться не только в таких критических случаях, как с Кривцовым. Часто переливание производилось и в небольших дозах, чтобы ускорить заживление ран у выздоравливающих.
– Очень эффективный метод! Его широко применяют в армейских госпиталях... А все лучшее, что есть у медицины, надо брать на вооружение и партизанскому госпиталю!
– говорил Тимофей Константинович.
Многие наши врачи не решались накладывать на переломанные конечности гипсовые повязки, опасаясь, что позже раны начнут гноиться.
– Не будет этого, если рану хорошо обработать. Мы не имеем права отказываться от гипса!
– утверждал Гнедаш.
И он учил наших батальонных медиков, как лучше, правильнее обрабатывать раны, как применять жесткие повязки. Да и многому другому учил. В госпитале стали проводиться научно-практические конференции по наиболее актуальным вопросам, с лекциями, с демонстрацией характерных случаев, с широким обменом мнениями. Очень полезны были такие конференции для врачей-партизан, находившихся во вражеском тылу по два года. Ведь волей-неволей, а люди оторвались от науки, не знали и о многих новейших достижениях практической медицины.
Гнедаш не засиживался в госпитале. Как только выдавались дни, позволявшие обойтись без него, Тимофей Константинович выезжал в батальоны. Он консультировал там врачей, нередко сам оперировал раненых.
Весть о том, что мы имеем замечательного хирурга, быстро достигла соседних партизанских соединений и отрядов. Оттуда стали постоянно обращаться к Тимофею Константиновичу за помощью. Да и лечить своих раненых соседи часто привозили к нам. Но если случай особенно тяжелый, разве раненого повезешь?
Однажды из села Седлище, расположенного в сорока километрах от нашего лагеря, прискакал к нам под вечер командир партизанского отряда Виктор Карасев.
Я уже по его лицу понял, что у соседа стряслась какая-то беда.
– Комиссар наш ранен, - сообщил Карасев.
– Шесть дней назад полоснуло пулеметной очередью... Все хуже ему и хуже! Умирает Михаил Иванович...
– Почему же только сейчас явились?
– Эх, не говорите, Алексей Федорович! Зря, конечно, на собственные силы понадеялись... Но, может быть, еще и не поздно! Слыхал, что ваш хирург способен на чудеса.