Последствие

Хиггинсон Рейчел

— Всегда, — согласился Сойер.

— Ты у меня в долгу, — сказал Медведь. Страх снова сковал мои внутренности узлом. О чем собирался просить этот гигантский мужчина? Что он собирался потребовать от Сойера?

Сойер, казалось, испытывал тот же страх, только он скрывал его лучше, чем я.

— Я хочу синдикат.

Думаю, Сойер был так же шокирован, как и я, потому что ему потребовалось мгновение, чтобы ответить.

— Ты?

— Да, — сказал Медведь. — Я хочу, чтобы ты пообещал, что никогда не вернешься. Что я волен делать с ним все, что захочу.

— Федералы…

Медведь пожал

плечами, прерывая его.

— Федералы будут думать, что со смертью Усенко все кончено. Они не будут меня беспокоить. Они никогда этого не делали.

Сойер кивнул, оценив логику этого человека.

— Хорошо. Это твое. Возьми это. Мне это больше не нужно.

— Уезжай из города, — приказал Медведь. — И с этого момента оставь федералов в покое.

— Сегодня же, — пообещал Сойер. — Ты нас больше не увидишь.

Медведь кивнул. Один раз он посмотрел на меня сверху вниз, словно пытаясь понять, что во мне такого особенного. Он не понимал, почему Сойер сделал то, что он сделал для меня. Он не понимал, ради чего он рисковал всем.

Он понятия не имел.

То, что было у нас с Сойером, нельзя было воспроизвести, нельзя было подделать. Это было реально, самая реальная вещь за всю мою жизнь. Раньше я была глупой, параноиком, сомневающейся и напуганной. Но те дни прошли. Сойер был моим. И я была его. И эта наша семья была для нас началом и концом всего.

Риск, опасность, игра… все это стоило того, чтобы удержать нас вместе. Теперь я это знала. Я верила в это.

И ничто больше никогда не заставит меня передумать. Не настоящие опасности или секреты из прошлого. Ни признаний, ни правды, ни лжи, ни чего-либо еще. Нам пришлось пройти через ад, прежде чем я в это поверила, но мы были здесь. И здесь мы собирались остаться.

Медведь и его люди ушли, оставив нас шестерых и моего отца позади. Весь пол был залит кровью, а вокруг были тысячи ужасных воспоминаний, связанных с этим местом, но были и хорошие воспоминания. И даже некоторые великие.

И там был Сойер. Он пришел из этого места. Он стал чем-то большим для меня в этом месте. И только по этой причине я никогда не смогла бы ненавидеть это так сильно, как следовало бы.

— Фрэнки, ты в порядке? — спросила я ее с другого конца бара.

— Нет, — сказала она. — А ты?

Я рассмеялась, и это причинило боль.

— Нет.

— Но ты все-таки жива?

Слезы защипали мне глаза.

— Мы живы, — сказала я ей.

— И я тоже.

— Хорошо, — вздохнула она, позволяя Кейджу помочь ей встать. — Давай пойдем домой.

Я не могла бы согласиться больше, но прежде чем мы успели покинуть помещение, в него ворвались копы. Их пистолеты были подняты, и они кричали все полицейские лозунги, которые им полагалось, снова наводя ужас на Джульетту.

Мы проделали стандартные движения, поднимая руки в воздух и ложась лицом вниз на пол. Джульетта все время плакала и визжала из-за меня, но я знала, что на этот раз она, по крайней мере, в безопасности. Вскоре после того, как нам зачитали права, пришли федералы, Мэйсон Пейн возглавлял группу. Он заставил копов отступить, и мы смогли встать и начать трудный процесс допросов.

Парамедики сначала оказали нам помощь, в то время как Мейсон заставил копов отступить. Затем нас отвезли

в полицейский участок, так как его офис все еще не был в рабочем состоянии. Джульетта цеплялась за меня всю дорогу, и, насколько позволяло мне мое измученное тело, я цеплялась в ответ.

Три часа спустя я сидела наедине с Мейсоном в комнате для допросов, в то время как Сойер и Фрэнки наблюдали за Джульеттой где-то в другом месте здания.

— Ты собираешься арестовать меня? — спросила я в упор. У меня больше не было сил играть в игры. Я просто хотела получить его ответ.

Конечно, Мейсон не ответил мне прямо.

— Должен ли я арестовать тебя?

Я вздохнула, засмеялась и начала немного плакать. Очевидно, у меня был тяжелый день, и меня нужно было уложить в постель.

— Да, может быть. Я совершила много безумных поступков, Мейсон, но ты уже знаешь это.

— Тогда давай не будем говорить о том, что я уже знаю, — мягко сказал он. — Вместо этого давай назовем это выездным допросом.

Я посмотрела на него в совершенно новом свете. У Сойера уже был допрос. На самом деле, все уже были опрошены. Со мной говорили последней, чтобы дать Джульетте время успокоиться. Итак, мы были здесь. После всего этого времени, после нашей долгой истории игр в кошки-мышки, мы, наконец, подошли к концу наших отношений.

— Хорошо, — прошептала я, готовая и благодарная положить этому конец. И благодарная Мейсону за все, что он сделал для Сойера и меня.

Он бросил ручку на стол и откинулся на спинку стула, выглядя совершенно расслабленным впервые с тех пор, как я его знаю.

— Ты сегодня возвращаешься в Колорадо?

— При первой же возможности, — честно сказала я ему. Я больше не лгала Мейсону, не манипулировала им и не увиливала от него. Теперь мы могли бы быть честными. Мы могли бы даже стать друзьями.

Может быть.

Ладно, это, вероятно, зашло слишком далеко. Я бы остановилась на том, чтобы не быть врагами.

Он приподнял бровь.

— И ты никогда не вернешься?

— Таков план. — Я улыбнулась. — Никогда больше.

Он тоже улыбнулся.

— Ты рада, что все закончилось?

— Больше, чем ты когда-либо узнаешь.

Он покачал головой, не соглашаясь, но это было мягко и дружелюбно.

— Нет, это неправда. Я знаю. И я тоже рад, что все закончилось.

Я подумала о Медведе, взявшем на себя руководство, и о том, что он мог бы сделать с коллекцией скелетов других людей, но я не сказала об этом Мейсону. Может быть, я еще не закончила лгать ему на сто процентов.

— Мы через многое прошли, — вместо этого пожаловалась я.

Он выдержал мой пристальный взгляд.

— Мы прошли через ад.

Тяжесть нашего прошлого давила мне на плечи, словно миллион фунтов, которую я с трудом удерживала.

— Верно.

— Ты заслуживаешь немного счастья, Каро, — сказал Мейсон, и это прозвучало искренне. — Ты заслуживаешь свободы, ради которой так усердно трудилась.

— Ты тоже, — сказала я ему. У наших свобод были разные определения, но я знала, что он тоже работал над одной из версий. Что бы ни заставляло его так необычно сосредотачиваться на братве, теперь оно было мертво. Он мог двигаться дальше. Он мог бы прожить свою жизнь, свободную от этого бремени.