Последствия неустранимы. Жестокое счастье
Шрифт:
– Словом, «бичи» делают самую грязную и малооплачиваемую работу, – с усмешкой сказал Русаков.
– Как им платят?
– Зарплата каждому из наемной бригады начисляется согласно тарифам и отработанному времени по табелю. Потом бригадир распределяет общую сумму между шабашниками в соответствии с предварительной договоренностью.
– Почему бы не выдавать им деньги в кассе? Каждому, персонально…
– После первой же подобной выдачи развалится вся бригада. Тут весь секрет заключается в чистоплотности бригадира. У нас есть стабильные
Антон поинтересовался, когда и какую сумму получал последний раз в ПМК бригадир Алексанян. Приглашенная Русаковым кассир – худенькая, похожая на школьницу смуглянка – заявила, что на основании частично закрытого аккордного наряда в прошлую пятницу Алексаняну было выдано на бригаду пять тысяч рублей. По просьбе Антона она даже вспомнила, что большую часть этой суммы составляли сторублевые купюры, совершенно новенькие. В этот же день, по словам кассира, около трехсот пятидесяти рублей отпускных получил и Головчанский.
– Они вместе получали? – спросил Антон.
Кассир чуть задумалась:
– Нет. Александр Васильевич получил отпускные утром, как только я из банка приехала, а Хачик Алексанян – поздно вечером, перед самым концом рабочего дня.
Поблагодарив кассира за информацию, Бирюков заканчивал разговор с Русаковым наедине. После, так сказать, деловой части Антон поинтересовался у Глеба Гавриловича поведением Головчанского в быту и семейными отношениями. Русаков ничего определенного об этом не знал.
5. Хачик Алексанян нервничает
Он был из тех темпераментных южных мужчин, которые нередко добиваются успеха в жизни не столько умом, сколько неудержимой энергией и безрассудной смелостью. Густая шапка черных волос. Загоревшее горбоносое лицо. Плечи – косая сажень, талия – словно у гимнаста. Глаза – диковатые, со жгучим взглядом из-под густых широких бровей. Голос – резкий, гортанный, но почти без акцента.
По паспорту он значился Хачиком Геворковичем Алексаняном – тридцати лет от роду, однако выглядел несколько старше своего возраста. Уже с первых минут разговора Антон Бирюков понял, что с таким собеседником надо держаться настороже. Ответив на предварительные вопросы, Алексанян уставился Бирюкову в глаза и нагловато спросил:
– Кушать хочешь, начальник? Настоящий шашлык из молодого барашка, как на Кавказе, организую…
– Спасибо. Оставим кушанье до лучших времен.
– Теперь плохое время, да?..
Разговор состоялся возле строящегося дома, где работала наемная бригада. Антон огляделся. Увидел в стороне, под ветвистой старой березой, два пустых ящика, перевернутых кверху дном, и предложил Алексаняну сесть. Когда уселись, сказал:
– Время хорошее, но пришел я к вам не ради шашлыков. Давайте разберемся в ваших отношениях с Головчанским. Где и когда встречались с ним последний раз?
– Не помню, – быстро ответил Алексанян.
– Придется
– Вся бригада там была.
– Из-за чего поссорились с Александром Васильевичем?
Алексанян улыбнулся:
– Ссориться с начальством – все равно, что тигра за хвост дергать: и удовольствия мало, и страшновато… Мы не ссорились.
– Но встречу эту помните?
– Помню.
– Почему сразу не вспомнили?
– Потому что забыл. – Алексанян опять уперся взглядом Антону в глаза. – Нет, ну давай шашлычок приготовим! Разве нельзя по-человечески поговорить?
Антон прищурился:
– Вы ведь, по существу, взятку мне предлагаете…
Алексанян расхохотался:
– Шутки не понимаешь, да?..
– Всякая шутка хороша ко времени и один раз. Сколько денег отдали Головчанскому в пятницу?
На лице Алексаняна промелькнула сначала растерянность, затем возмущение, но ответил он спокойно, будто речь шла о сущем пустяке:
– Три тысячи… – И, вроде полюбовавшись произведенным эффектом, с усмешкой добавил: – В долг попросил Головчанский, чтобы с девочками отдохнуть на юге.
– Не многовато ли для месячного отдыха?
– По русской пословице… хозяин – барин.
– Вам известно, что этого «барина» уже нет в живых?
– Жалко, конечно, человека.
– А деньги?..
– Чего деньги жалеть… – Алексанян указательным пальцем постучал себя по лбу. – Будет башка на плечах – будут деньги.
– А за какие «шутки на Кавказе башку отрывают»? – внезапно спросил Бирюков. Заметив в жгучих глазах Алексаняна мелькнувшее недоумение, быстро продолжил: – Дело, Хачик Геворкович, складывается печально: Головчанский умер, как принято говорить в народе, не своей смертью…
– Я убивал его, да?! – выкрикнул Алексанян.
– Вы оказались в числе подозреваемых. Если будете отделываться шутками и вилять в показаниях…
– Ну, пошутил я с Головчанским насчет башки. Понимаешь, да?.. Честно, пошутил… Зачем мне его башка? Я добросовестно зарабатываю свои деньги, вместе с бригадой кручусь белкой в колесе…
– И три тысячи швыряете ни за понюшку табака? Не верю, дорогой товарищ, что можно с такой легкостью разбрасывать заработанное трудом.
Алексанян промолчал. По его напряженному лицу было заметно, что он ищет убедительный ответ и не может найти.
– Поймите, Хачик Геворкович, стечением обстоятельств вы попали в очень сложную ситуацию, – сделав ударение на слове «очень», снова заговорил Бирюков. – Ведь, если уголовному розыску известно о вашем конфликте с Головчанским, значит, есть свидетели этого конфликта…
– Кто?
– Это не имеет значения.
Алексанян, заметно нервничая, прикурил дорогую сигарету, раз за разом сделал несколько затяжек. Потом исподлобья посмотрел на Бирюкова и сердито бросил:
– Три тысячи – доля Головчанского. Понимаешь, да?..