Послесловие

Витич Райдо

— Мужчина.

— Какой?

— Военный. Майор кажется.

— Фамилия, имя, отчество у майора были?

— Наверное.

— Хорошо, — подвинул стул ближе к пациентке и заглянул в зрачки — один чуть больше. — Теперь честно — не помните?

Лена кивнула, не глядя на доктора.

— Сколько вам лет?

— Двадцать.

— Имя, отчество, фамилия?

— Санина Елена Владимировна.

Монотонно, четко. Как приказ зачитала или о выполненном задании отрапортовала.

— Где служили?

— Нигде, — а это уже прозвучало неуверенно.

— Точно?

Лена

молчала. Ей снились кошмары: взрывы — земля вздымалась вверх фонтаном и комьями летела в разные стороны. Ей снилось, как падают солдаты, как умирает на ее руках, какой-то мужчина в гражданском и шепчет отчетливо: "для того чтобы помочь им, я создал тебя". А еще доходяги в полосатых пижамах, ввалившиеся глазницы изнуренных лиц, ребенок, как тень, сидящий на каталке, а из вены кровь: кап, кап. Избитый мужчина и раскаленная железка в виде звезды, немецкий офицер, что-то кричащий Лене в лицо. И белокурая девочка зажатая стенами, бродила по битым кирпичам и искала выход, держа в руке одноглазого плюшевого медвежонка.

Ералаш, от которого девушка просыпалась в поту, беззвучно крича что-то непонятно кому.

— Расскажите о себе.

Лена помолчала и отчеканила, как попугай:

— Родилась, училась. Началась война, эвакуировалась на Урал. Работала. Все.

— Где работали?

— Здесь.

— В госпитале?

— В Свердловске. Детский дом.

— А что так? Призывной возраст и на фронт не взяли?

Лена выставила руки, словно делала это раз триста — заученно:

— Упала на стройке на гвозди. Лечилась. Война закончилась.

— Родители есть?

— Нет.

— Погибли?

— Сирота.

И вдруг брякнула, не понимая что — само вышло:

— Отец — врач. Знать его не хочу.

И сообразила, что что-то не то сказала, только что не то? Встала:

— Вы правы, зря пришла. Паспорт отдайте, я пойду.

Юрий хмуро смотрел на нее — «несвязуха».

— Сирота, но отец врач. Это как?

— Я иногда болтаю ерунду из-за травмы. Бывает. Извините.

— Как травму получили?

— Не помню.

"Гениально. Но кустарно", — поджал губы мужчина уже сообразив, что девушка выдает ему обычную легенду. И, между прочим, не особо в нее сама верит.

— Как зовут вашего отца? — спросил, отдавая документы.

— Банга, Ян Артурович, — ответила автоматически, запихнула в мешок паспорт и медкнижку.

— Банга, — кивнул задумчиво и, вдруг дошло — качнулся к девушке. — Кто?!

"Что за бред?!"

Лена непонимающе уставилась на врача: что он кричит?

— Банга Ян Артурович мой отец, и сестер у меня нет, а у него нет дочери.

Лену качнуло. Словно густые тюлевые занавески выдул из окна ветер и открыл взору простор за окном, четкую картинку — она четко и ясно впервые за месяцы вспомнила кто, что, зачем. Уставилась на мужчину: это же ее брат!…

И как отец даже по характеру один в один.

— Ты прав, — ступила назад. — Нет у тебя сестры, а у

него дочери — нет.

Все верно. Никому она навязываться не собирается. На нет — суда нет.

Рванула дверь на себя и вылетела из приемного покоя. А Банга опустился на кушетку, пытаясь хоть что-то понять.

Лена пробежала стометровку, но не сбегая, а от радости, что ни слабости, ни пелены перед глазами, ни тумана в голове. Приостановилась и закружилась, задрав голову — деревья! Клены — она точно знает!

А еще знает, что война закончилась!

Давно, давно закончилась!

Девушка осела прямо на пожухлую траву и скрюченные осенью листья. Сгребла охапку и вдохнула аромат прелой листвы. Порохом не пахнет! Не пахнет дымом! Не пахнет кровью!

А дальше что? — огляделась.

А дальше курьез. Нашла отца. Нашла брата, нашла дядю, но не имеет родственников. Служила, но ни званий, ни наград, ни военного билета. Удружил дядя. А кто еще мог? Плюс она в Свердловске. Ничего себе? Что же с ней было?

Последнее что она помнила — испуганные глаза пацанов в полумраке подвала и форма этих мальчишек, форма гитлерюгенд. Все, дальше как смело.

Судя по листьям — сейчас конец сентября — середина октября, то расстояние в три месяца от того подвала до этого парка прошло совершенно ею незамеченное. Теперь эту дистанцию покрывал туман.

Ничего, справится.

Ведь главное — Победа! Нет больше фашизма, нет Гитлера, нет смертей и горя. Радость и только радость от края до края.

И жизнь.

Лена высыпала вещи из мешка. Внимательно изучила все от рублей до медкнижки. Записи не удивляли — шокировали. Выходило, что она не служила, что вообще никто. Позвонить генералу и спросить, какого черта? А если так надо, если с этим что-то связано? А она позвонит и он поймет, что она не в себе, значит, службе больше не подлежит.

Да нет, чушь. Но тогда, как объяснить метаморфозы?

Ничего, не пропадет, а что неясно, потом выясниться. Вот только поспать бы чуть, чуть.

Слабость одолевала и кружила голову. Открытие что она все помнит, пришло слишком резко и забрало эмоциями много сил. Лена сложила вещи обратно, во внутренний карман пальто положила паспорт и деньги, и случайно нащупала ключ. Вспомнила о квартире и поняла, что будет делать — поедет в Москву.

Вот только поспать бы.

Обняла вещмешок и прислонилась к клену, закрыла глаза, зарывшись ногами в листву — пару минут сна, всего пару…

Она проснулась резко, как от толчка — Коля! Набережная двенадцать, двенадцать!

И сорвалась с места, поспешила прочь из парка, чтобы спросить первого попавшегося прохожего, где вокзал. И на поезд. В Москву. К Николаю!

Лена не шла, а летела, счастливая и не верящая своему счастью. Хотелось подняться в само небо и закричать — Победа, люди! Долг перед вами и Родиной выполнен! Родина свободна! Вы живы! И я могу обнять Колю!