Послевкусие: Роман в пяти блюдах
Шрифт:
Открыв дверь и увидев ошеломленное лицо Ренаты, я понимаю, что мой заляпанный спортивный костюм и сальные волосы произвели на нее впечатление. Обычно я выгляжу вполне прилично и очень надеюсь, что Рената об этом помнит.
— Ты, cara mia [11] , просто ходячее подтверждение золотого правила: рождение ребенка следует планировать, — с легким акцентом говорит Рената, освобождаясь от кейса и двух коричневых бумажных пакетов, которые она принесла с собой. Из одного из них торчит длинная чиабатта [12] . Хороший знак.
11
Моя
12
Ciabatta (ит.) — итальянский белый хлеб с хрустящей корочкой и пористой мякотью.
— Сразу после нашего разговора позвонил Джейк. Я собиралась принять душ и переодеться, но сама не заметила, как уснула.
— Я знаю, что он тебе звонил. Я с ним только что говорила.
— Ты? Когда? Это ты ему позвонила или он тебе? — спрашиваю я, мгновенно становясь подозрительной.
— Он мне.
Голос Ренаты звучит спокойно и терпеливо, словно она разговаривает с непослушным ребенком. Я хочу объяснить ей, почему это так меня тревожит. Поделиться опасением, что Джейк задумал отобрать у меня бразды правления рестораном. Что я чувствую какую-то угрозу. Я веду Ренату в кухню, где она выгружает свои пакеты на стол для разделки мяса. Я молча смотрю, как она вытаскивает огромный кусок свежекопченой моцареллы — судя по тому, как Рената держит сыр, он еще теплый. Выложив его на разделочную доску, она кладет рядом батон чиабатты. Пока я обдумываю следующую серию вопросов, Рената объясняет:
— Джейк просил тебе передать, что забыл про рекламную открытку, которую я вам прислала на прошлой неделе. Там список новых уксусов. Может быть, вас что-то заинтересует. Он просил передать тебе, что ему понравился уксус из красных апельсинов.
Я стою, силясь вникнуть в ее слова; в голове проносится мысль о салатах, в которые мы могли бы добавить перечисленные уксусы. Например, так: запечь мягкий козий сыр с травами и сбрызнуть его оливковым маслом, а потом — апельсиновым уксусом. Что еще было в той открытке? И почему я ее не видела?
— Мира!
Рената перестала выгружать продукты на кухонный стол и смотрит на меня.
— Что еще у тебя есть, кроме красных апельсинов? — спрашиваю я.
В ответ Рената берет сумочку и достает оттуда голубую открытку. Отдает ее мне, а затем велит немедленно принять душ, и погорячее, и переодеться, потому что она не может видеть отвратительное пятно на моем костюме, о происхождении которого даже думать не желает.
Я иду в душ и, сделав воду как можно горячее, начинаю перебирать в уме возможные варианты салатов, а заодно и все остальное. Я прихожу к выводу, что это нелепо — подозревать, что Рената перешла на сторону Джейка. В конце концов, поговорить с Ренатой — не бог весть какое преступление, хотя вполне возможно, что Джейк начал прятать от меня почту, поэтому я и не видела открытки. В ближайшее воскресенье зайду в наш офис и перетряхну его сверху донизу — нужно же докопаться до истины.
Переодевшись, я иду проведать Хлою. Она уже не в своей кроватке, а за кухонным столом, на коленях у Ренаты. Рената прикрыла свою дорогую блузку большим кухонным полотенцем, а Хлоя смотрит на нее снизу вверх, не в силах оторвать глаз от длинных золотых серег. Заметив меня, Хлоя улыбается и тянется ко мне,
— Я услышала, что она плачет, пока ты была в душе. Бедная крошка, — сюсюкает Рената высоким писклявым голоском, что меня удивляет, поскольку раньше я никогда не замечала, чтобы Ренату интересовали дети.
Я даю Хлое бутылочку с раствором, который мне выдали в больнице. Не успев выпить жидкость, Хлоя засыпает. Я укладываю ее в кроватку, а когда возвращаюсь, вижу, что Рената уже разлила по бокалам вино.
— Как ты думаешь, это нормально, что она так много спит? — спрашиваю я, плюхнувшись на стул, и делаю глоток вина, восхитительной выдержанной вальполичеллы.
— Она же больна. Ты-то что делаешь, когда болеешь? Спишь, верно? — говорит Рената, пожимая плечами. — Я не слишком разбираюсь в детях, Мира. Так, одни догадки. Что сказал врач?
Я посвящаю Ренату в подробности бурной ночи, которую мы с Хлоей закончили в отделении реанимации, пока она сервирует ланч. Жареные красные и желтые перчики, молодые артишоки со стеблями, замаринованные в оливковом масле с травами, несколько сортов оливок, маринованные белые бобы и холодный салат из листьев рапини [13] , густо приправленный чесноком и жгучим перцем. Я знаю, что за всем этим Рената ездила в Бронкс, на Артур-авеню, — вот оно, истинное доказательство любви и дружбы. Надо быть полным параноиком, чтобы заподозрить ее в тайном сговоре с Джейком.
13
Rapini (ит.) — вид листового салата.
— А знаешь, — говорит Рената, — я ведь теперь тоже мама. — Заметив мое удивление, она улыбается. — В смысле, мачеха. У Майкла есть дочь.
— Я не знала. Сколько ей? Она живет с вами?
Трудно представить себе ребенка в квартире Ренаты, где царят безукоризненная чистота и минималистский стиль.
— О нет, — поспешно отвечает Рената — очевидно, ей в голову пришла та же мысль. — Ей тринадцать лет. Самый тяжелый возраст для девочки. Живет с матерью в Верхнем Вест-Сайде. Ходит в школу мисс Портер. — Рената делает паузу, чтобы хлебнуть вина. — Разумеется, меня она ненавидит.
Я собираюсь сказать ей что-нибудь утешительное, вроде того, что дети всегда с трудом привыкают к неродному отцу или матери, но Рената меня останавливает.
— Брось, все нормально. Ее доверие я просто куплю. Понимаешь, у всех тринадцатилетних девчонок есть одна общая черта, — говорит Рената, размахивая у меня перед носом куском чиабатты, — каждая из них имеет свою цену. Например, цена Мелиссы — рюкзачок от «Прада». Это все, что она просит подарить ей на Рождество, трогательное дитя. Представляешь? Рюкзачок от «Прада»! Свою первую вещь я купила в «Прада», когда мне было тридцать.
Мы продолжаем болтать в том же духе, пока не выпиваем все вино и не съедаем почти весь сыр. Вымакав корочкой хлеба остатки салата из припущенной горьковатой зелени рапини, я сообщаю Ренате об ореховых бискотти, которые стали бы достойным финалом нашего пира.
— И очень хорошо, что ты ничего не испекла, — говорит Рената. — У меня уже нет времени на кофе, к тому же я и так много съела.
Рената снимает с шеи кухонное полотенце и отодвигается от стола. Почти час дня, а ей нужно сделать еще шесть-семь звонков. Мне становится неловко, что я оторвала ее от дел.