Послезавтра
Шрифт:
Наскоро просмотрев компьютерную распечатку, инспектор передал ее Маквею. Тот надел очки и углубился в чтение. Список, впрочем, был совсем невелик. В доме номер восемнадцать по набережной Бетюн значилось всего шесть квартир. Фамилии двух жильцов были с одним инициалом, что означало: в квартире живет незамужняя женщина. Одну из них звали М. Сейриг, вторую В. Моннере. Запрос в транспортную полицию позволил установить, что у обеих женщин имеются водительские права. Моник Сейриг оказалась дамой шестидесяти лет от роду. Это означало, что Вера Моннере, двадцати шести лет, и есть та, кто им нужен. Прошла еще минута, и фотокопия водительских прав Веры Моннере была в руках у Лебрюна. По фотографии не составило труда определить, что именно эта девушка вошла с Полом Осборном в подъезд.
И
Поездка заняла минут сорок, никак не меньше. Пришлось немало покружить по городу, прежде чем Маквей наконец оказался на автостоянке позади дома Веры Моннере. Каменный с лепниной дом на полквартала содержался в идеальном порядке. Со двора он казался неприступной крепостью – тяжелые двери черного хода были наглухо закрыты, словно дом изготовился к осаде.
Маквей выбрался из машины, обошел здание по мощенной булыжниками улочке и приблизился к парадному подъезду. Моросил дождь, было холодно. Ноги скользили по булыжной мостовой. Детектив вынул из кармана носовой платок, высморкался, спрятал платок обратно. Как чудесно было бы оказаться сейчас в Лос-Анджелесе, где тепло и солнечно. Посидеть в парке Ранчо, напротив входа в киностудию «XX век Фокс». Восемь часов утра, начинает пригревать солнышко, идешь себе на работу, а там, если день выдастся без особых происшествий, можно приятно провести время с коллегами – ребятами из отдела по расследованию убийств.
Маквей прошелся по улице взад-вперед. К немалому своему удивлению, он увидел, что набережная здесь совсем узкая и Сена подступает вплотную к домам. Он мог бы протянуть руку и дотронуться до борта проплывавшей мимо баржи. Противоположный берег Сены вверх и вниз по течению насколько хватало глаз был укутан сплошными облаками. Маквей подумал, что из каждого окна на этой набережной открывается великолепный вид на Сену.
Интересно, какую прорву деньжищ стоят здесь квартиры? Он улыбнулся. Именно так он сказал бы Джуди, своей второй жене. Вот кто был настоящей спутницей жизни. Первая жена, Валери, была слишком молода… Они поженились сразу после школы, оба еще ни черта не смыслили. Валери работала в супермаркете, а он сначала учился в полицейской академии, потом проходил стажировку. Для Валери ни ее работа, ни его карьера ровным счетом ничего не значили. Она хотела от жизни только одного – детишек: двух мальчиков и двух девочек, как у ее родителей. Это был предел ее мечтаний. Маквей уже третий год работал в лос-анджелесской полиции, когда Валери наконец забеременела. А четыре месяца спустя, когда его не было дома (он расследовал дело по угону автомобиля), у Валери случился выкидыш, и она умерла от потери крови по дороге в больницу.
Какого черта он вспомнил все это?
Маквей поднял голову и сквозь кованую резную решетку посмотрел на дверь парадного подъезда. Там дежурил консьерж в ливрее. Вид у него был такой, что Маквей сразу понял – лучше не соваться. Этот тип пустит его внутрь разве что с предъявлением ордера на обыск. А что дал бы такой ордер? Ровным счетом ничего. Да и зачем вообще врываться в квартиру? Чтобы застукать Осборна и мадемуазель Моннере в кровати? К тому же еще не факт, что оба они по-прежнему в квартире – как-никак прошло без малого два часа с тех пор, как люди Лебрюна сняли наружное наблюдение.
Маквей повернулся и зашагал назад к стоянке.
– Вера Моннере? – спросил он.
После паузы женщина ответила:
– Да.
Удовлетворившись, Маквей повесил трубку. По крайней мере, хоть один из них все еще на месте.
– Вера Моннере, набережная Бетюн, восемнадцать? Только имя и адрес? – Маквей захлопнул папку и уставился на Лебрюна. – Вы хотите сказать, что больше в досье ничего нет?
Лебрюн загасил сигарету и кивнул. Было начало седьмого. Они сидели в кабинете инспектора – клетушке на четвертом этаже полицейского управления.
– Да какой-нибудь десятилетний участник телевикторины и то раскопал бы больше! – разъярился Маквей, что вообще-то было ему несвойственно. Всю вторую половину дня он провел в отеле Пола Осборна, занимаясь тем, что на официальном языке называется «незаконным вторжением». Он перерыл все вещи Осборна, но ничего интересного не обнаружил. Лишь массу использованных полотенец и простыней, дорожные чеки, витамины, антибиотики, таблетки от головной боли и презервативы. В номере Маквея можно было найти тоже самое – разве что за исключением презервативов. Нет, Маквей не был принципиальным противником презервативов, просто после смерти Джуди он как-то начисто утратил интерес к сексу. За четыре минувших года этот интерес так и не проснулся. Надо же, а все годы совместной жизни он так мечтал о других женщинах. Любых – совсем зеленых девчонках и опытных, немолодых красавицах. Многие из них с удовольствием улеглись бы в постель с детективом из отдела по расследованию убийств, но Маквей так и не позволил себе ничего подобного, ограничился одними фантазиями. А потом, когда Джуди не стало, куда-то подевались и фантазии. Он был похож на человека, который долго страдал от голода, а потом, когда появилась еда, вдруг оказалось, что у него нет аппетита.
Кроме использованных билетов в лондонский театр «Амбассадор», с которых, собственно, все и началось, маломальский интерес представляли ресторанные счета, которые Маквей обнаружил в осборновской записной книжке. Ресторанных счетов было два: один – от тридцатого сентября, второй – от первого октября. Первый – женевский, второй – лондонский. Осборн платил за двоих. Больше ничего выяснить не удалось. Лишь то, что объект поужинал вдвоем с кем-то сначала в Женеве, потом в Лондоне. Подумаешь – то же самое ежедневно делают сотни тысяч. Французской полиции Осборн сказал, что в лондонском отеле останавливался один. Про ужин они его, очевидно, не спрашивали, да, собственно, с какой стати? Ведь даже сейчас у Маквея нет сколько-нибудь серьезных оснований подозревать Осборна в причастности к убийствам с обезглавливанием.
Видя расстроенное лицо американца, Лебрюн улыбнулся.
– Друг мой, не забывайте, что вы находитесь в Париже.
– Что вы этим хотите сказать?
– Всего лишь то, что десятилетний участник телевикторины… – тут Лебрюн выдержал эффектную паузу, – вряд ли ответил бы, кто является любовницей премьер-министра.
У Маквея отвисла челюсть.
– Шутите?!
– Какие уж тут шутки. – Лебрюн зажег новую сигарету.
– А Осборну это известно?
Лебрюн пожал плечами.
Маквей насупился.
– То есть вы хотите сказать, что мне к этой девице соваться нельзя. Я правильно понял?
– Правильно, – слегка улыбнулся Лебрюн.
Он считал, что ветерану сыска – даже американцу – не подобает так уж удивляться обычным человеческим слабостям вроде любовной интрижки. Маквей должен понимать, какими сложными и деликатными бывают подобные дела.
Детектив встал.
– Что ж, тогда прощайте. Заеду в отель, и назад, в Лондон. Если у вас появятся еще какие-нибудь подозреваемые, проверьте их для начала сами, о'кей?