Посмертное слово
Шрифт:
— Кевин, прими наши соболезнования по поводу смерти Эрни, — сказала Уинн. — Как ты тут управляешься?
Он пробежал языком по верхней губе; Мередит заметила на ней кровоподтек. Ранка едва затянулась. Когда он открыл рот, она обратила внимание на сломанные передние зубы.
— Ко мне тетка-полицейская приходила, выспрашивала обо всем, — ответил он.
— Инспектор Крейн. Да, Кевин, такая уж у нее работа.
— Я ей говорил: Эрни домой не заявлялся. Две ночи не приходил. Мистер Кромби-то как сердился! К нему я тоже заходил. Не знаю я, куда пошел
— Где Эрни проводил время раньше, когда… не ночевал дома? — спросила Мередит.
Кевин с трудом оторвался от лица Уинн и перевел взгляд на нее:
— Он не говорил, а я не спрашивал.
И наверняка велел тебе держать язык за зубами, подумала Мередит.
Уинн подошла к плите и рассматривала разномастные сковородки и кастрюли.
— Кевин, ты завтракал?
— Съел бобы из банки, — промямлил Кевин. — Вчера вечером съел банку бобов.
— Ну да, а сегодня? О господи! — Уинн в отчаянии оглядывала жалкую кухонную утварь. — У тебя есть… кладовка или холодильник?
Кевин подошел к двери в углу и открыл ее, а сам молча встал рядом, явно надеясь, что гостьи никуда не сунут нос и уйдут.
К сожалению, гостьи пошли посмотреть. Они увидели большую кладовую с каменным полом. В кладовой, где хранилось также и мясо, было очень влажно. На полу стояло несколько ящиков с бутылками. На полках лежали разные миски и кастрюли. В одной лежал растаявший жир, хлеб в целлофановом пакете и стояла миска с немытыми яйцами.
В кладовке пахло чем-то едким, плесенью — Мередит догадывалась, что мыши здесь чувствуют себя вольготно. Она взяла маленькую жестяную тарелку и накрыла миску с растаявшим жиром, как крышкой. Лучше поздно, чем никогда.
Уинн взяла миску с яйцами:
— Кевин, я сделаю тебе омлет. Ты не против?
Она подошла к плите, держа в руках яйца и хлеб, и принялась подыскивать среди сковородок наименее грязную. Мередит негромко спросила:
— Кевин, у тебя есть деньги на продукты?
Взгляд Кевина переместился на коричневый керамический горшок, стоящий на замызганном шифоньере Эдвардианской эпохи.
— Деньги на хозяйство Эрни держал здесь.
Мередит обследовала содержимое горшочка. В нем оказалось три монеты по фунту и одна в двадцать пенсов. Мередит достала из сумки банкноту в десять фунтов:
— Вот, Кевин, купи себе какой-нибудь еды. А может, лучше я сама куплю и привезу тебе?
Кевин быстро вынул руку из-за спины и ловко выхватил у Мередит банкноту.
— В магазин я и сам могу сходить!
Он запихнул деньги в карман грязных джинсов.
— А что дальше? Тебе нужно где-то работать, чтобы получать деньги.
— Мистер Кромби обещался взять меня на работу.
Оглянувшись через плечо, стоящая у плиты Уинн заметила:
— Да уж, Максу стоит обо всем позаботиться. Но я с ним еще поговорю.
— Может, все-таки позвонить в социальную службу? — прошептала Мередит.
— Не надо, все и так наладится! — решительно возразила Уинн. — Местные сами как-нибудь все устроят. — Она сняла сковороду
— Мы с Эрни обычно ели прямо из сковородки, — сказал Кевин.
— Пора начинать есть из тарелки! — отрезала Уинн.
Кевин подошел к стоящему рядом буфету и вернулся с довольно красивой и сравнительно старой тарелкой с традиционным ивовым узором — синим на белом фоне.
Гости дождались, пока парень умнет омлет с тремя кусками хлеба.
— Кевин, завтра я еще приду, — обещала Уинн.
Кевин оторвал голову от тарелки:
— Не нужно!
— А я все равно приду.
— Кевин, — ласково сказала Мередит, — ты что, пальцы обжег?
Кевин снял руки со столешницы и положил на колени.
— Ага, позавчера — о плиту. Отчистить хотел.
— Во всем доме не мешает прибрать, — заявила Уинн. — Попозже что-нибудь придумаю. Может, заплачу Джанин побольше, и тогда она согласится навести здесь хоть какой-то порядок.
— Никто нам здесь не нужен, — сказал Кевин. — Нам с Эрни здесь никто не нужен!
— Но, Кевин, Эрни ведь умер, — ласково напомнила Уинн.
Кевин ссутулил узкие плечи:
— Он домой не приходил, целых две ночи не являлся. Не знаю, куда он пошел. Он не говорил, а я не спрашивал! — Он украдкой покосился на Уинн. — Я этого не делал! — повторил он.
— Не могу сказать, что ушла оттуда с сожалением. Ну и свинарник!
Такие слова сорвались с губ Уинн, как будто сами по себе. Она, правда, тут же тряхнула головой и зашагала прочь, решительно глядя перед собой.
Они возвращались пешком, по той же узкой тропинке. Мередит заметила:
— По-моему, парень в шоке, что вполне понятно. Но он не показался мне совсем уж отсталым.
Уинн обернулась к ней:
— В общем смысле он как-то ориентируется. Если в его жизни ничего не менять, он худо-бедно справится. Говоря «ничего не менять», я имею в виду, что он останется дома и будет работать на Макса или выполнять разовые поручения других местных жителей. То есть займется тем же, чем занимался раньше, с Эрни. Согласна с вами, он не умственно отсталый. Его можно назвать простачком в старом смысле слова. Практически не получил образования, не может жить во внешнем мире, но в собственном ограниченном мирке он отлично устроился.
Успокоительная уверенность не вязалась с тем, что Уинн выкрикнула, как только они вышли за порог. Последние слова, подумала Мередит, шли из головы; первые же — из сердца. Еще дома у Берри ей стало не по себе; теперь неприятное чувство усилилось. Не впервые с тех пор, как они приехали в Парслоу-Сент-Джон, она почувствовала, что от нее что-то скрывают. Даже Уинн, такая надежная, добрая и опытная. Она боится или не хочет в чем-то признаваться и нарочно выдумывает всякие отговорки. Зачем? Чтобы она, Мередит, не волновалась? Почему Уинн так упрямо настаивает на том, что Кевин отлично справится сам, не причинит себе вреда и никакого внешнего вмешательства в его дела не требуется?