Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов
Шрифт:
Потом, несколько лет спустя, я попытался избавиться от моих страхов каким-то интуитивно-фрейдистским способом, написав рассказ о корабле, затёртом и раздавленном льдами. Рассказ я написал и даже опубликовал в гимназическом журнале, но страхи все остались на месте.
Нет, не зря советская психиатрия с таким яростным негодованием отвергала учение доктора Фрейда…
5
А что, если наша Земля — ад какой-то другой планеты?
Когда Николай Степанович очнулся, был ясный солнечный день. Голова его лежала на коленях Аннушки, её прохладная рука тихонько гладила его лоб, старательно обходя рассечённую бровь. Она почувствовала, что он уже не в обмороке и не спит, и наклонилась, заглядывая ему в лицо. Волосы её светились…
— О-ох… — Николай Степанович улыбнулся. — Вы не меня ждёте, девушка?
Аннушка приложила палец к губам и кивнула куда-то влево. Николай Степанович приподнялся и посмотрел. Половина маленького отряда его спала: Армен на боку, под стеной дома, Костя — рядом с ним, сидя. Инженер Толик тоже спал, но около фонтана, облокотившись о бордюр и уронив голову на руку.
— Шаддам и Нойда пошли поискать воды, — прошептала Аннушка. — Обещали далеко не отходить.
Николай Степанович кивнул и начал вставать. Это оказалось непросто: тело ныло, как после хорошей драки, суставы не хотели ни сгибаться, ни разгибаться. Все же он встал, подал Аннушке руку, помог подняться. Видно было, что она тоже страшно устала.
— Долго я?..
— Минут сорок… кажется. Часы ни у кого не ходят… Ты в порядке? Ты выглядишь лучше.
— Да вроде бы в порядке. Может быть, теперь ты отдохнёшь?
— Нет. Мне почему-то не хочется… Потом. Давай лучше разомнём ноги.
Николай Степанович подставил руку, Аннушка оперлась (он снова почувствовал, как ей тяжело двигаться) — и они пошли вокруг фонтана. Плитка под ногами была твёрдая, но шаги не отдавались — как будто ноги ступали по настоящему ковру.
Фонтан — похоже, что это действительно был именно фонтан, вот и трубки торчат, из которых должны бить струи, — при ближайшем рассмотрении оказался ещё сложнее и ещё прекраснее. Бронзовый ствол, сучья и ветки наверняка не копировали какое-то конкретное живое дерево, а как бы создавали дерево заново, как будто в мире ещё никогда не было деревьев. Вначале это было трудно понять, но теперь каждая чешуйка коры, каждый изгиб ветви притягивали взгляд. Листья, среди которых не было двух одинаковых, вырезанные из разноцветных камней, висели на тёмных серебряных кольцах. Бассейн фонтана был не круглый, а скорее сердцевидный, и на дне его в кажущемся беспорядке лежали крупные речные окатыши…
— Поразительно, — прошептал Николай Степанович. — Такая драгоценность — и просто на площади. Может быть, это площадь дворца?
Аннушка кивнула.
— Подожди… — сказал Николай Степанович. — Солнце. Был рассвет?
— Нет, — сказала Аннушка. — Просто рассеялась
— Так-так. Значит, с расчётом времени я просто ошибся. Мы гораздо ближе к Испании. Марокко, Ливия, Тунис? Возможно… Но почему же нет связи?
— И стоят часы.
— Вся электроника могла навернуться во время грозы, а твои «Тиссо» — намагнититься. Это вполне вероятно. Но если это Африка, должна быть страшная жара…
Аннушка задумчиво посмотрела на него.
— Ты знаешь, Коля… Мне почему-то кажется, что стоит именно страшная жара. Просто мы её не ощущаем. Вот посмотри туда…
Она показала рукой вдоль узкой улочки, одна сторона которой была залита солнечным светом. Воздух дрожал и струился. Метрах в ста, а может, и меньше, мостовая словно расслоилась, приподнялась и разлилась медленным широким ручьём.
— Да… — протянул Николай Степанович. — Похоже, что так. Ну, одной загадкой больше… Всё равно. Главное сейчас — это определиться со сторонами света. Солнце уже не слишком высоко, утра быть не может, значит, скоро вечер. Мы в тропиках, вторая половина мая — оно сядет практически на западе. Так?
— Ну, исходя из школьной географии — да.
— Значит, остаётся дождаться заката…
Аннушка посмотрела на него с сомнением.
Он почему-то и сам уже не верил, что всё будет так просто.
Из-за угла показались экспедиция: Нойда и Шаддам. Аннушка помахала рукой, и экспедиционеры направились к ним.
— Мне кажется, можно расположиться в доме, — сказал Шаддам. — Мы зашли в два — там есть что-то вроде мебели. Будет гораздо удобнее. Кроме того, там есть отдельные комнаты и, главное, запирающиеся двери. Я не думаю, что здесь могут быть какие-то хищники, но на всякий случай лучше жить за дверью… — и он грустно улыбнулся.
— Жить? — наклонила голову Аннушка. — Что-то мне не хочется тут надолго задерживаться…
— Согласен, — сказал Шаддам. — Мне тоже. Но я… Николай Степанович, вы чувствуете жажду? А вы, Анна Владимировна?
— Нет, — сказала Аннушка и посмотрела на мужа. Тот молча покачал головой.
— Вот и я тоже, — сказал Шаддам. — И мне это очень не нравится… Ничего конкретного, — он сделал характерный жест, которым извинялся за то, что начал отвечать на незаданный вопрос. — Просто — так не должно быть. А оно почему-то есть. И это вселяет тревогу и неуверенность.
— Шаддам, — сказал Николай Степанович. — А в ваших воспоминаниях всё это ни с чем не ассос… циируется?
Язык ворочался плохо. Он будто бы онемел с одной стороны.
Шаддам помолчал.
— В целом — нет, — сказал он наконец. — Многие детали — да. Но я ещё не готов к выводам.
— Даже предварительным?
Шаддам опять задумался.
— Я боюсь, что если прерву размышления и займусь предварительными выводами, то сам себя пущу по ложному пути. Это неприятная особенность моего мышления. Искренне прошу меня простить.