Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума
Шрифт:
Мне казалось, что вся боль собралась в старом переломе — в том, что от осколка. Он втягивал ее в себя, проклятую искрящую боль. И когда мне хотелось вздохнуть поглубже, а я не мог, и ребра хрустели слева, а все равно казалось, что боль там, в плече. Чуть пониже сустава.
Вынырнула какая-то низенькая тетечка в белом платочке, незаметно ущипнула меня за здоровое плечо. Я скосил глаза на нее. Она выпрямилась, сверкнула маленькой иголочкой и убежала.
— Врач? — с трудом выговорил я.
— Да-да, — Ираида положила мне ладонь на лоб. — Очень
И я, наверное, уснул. Ничего на свете не было лучше, чем эта ладонь.
— А, это вы, — сказал Крис. — Думал, вы дождетесь утра.
— Утро — это условность, — сказал Панкратов. — Нам нужно встретиться.
— Хорошо. Куда ехать, вы знаете. Через… полтора часа. Идет?
— Да.
— До встречи.
Крис сложил телефон и сунул в карман.
— Продолжайте, Антон Григорьевич. Продолжайте…
…Когда показалось, что времени впереди много, накал работы как-то спал. Антон Григорьевич продолжал работу над компактными приборами, позволяющими контролировать и направлять поведение отдельных людей, толп и народов. Успехи были, но всегда какие-то неполные. Впрочем, он понимал, что психика неисчерпаема, как атом, и что нельзя объять баобаба. Неплохо было уже то, что была отработана и внедрена методика допроса лиц, умерших до полусуток назад, и создан первый образец «бормоталы» — прибора для постгипнотического внушения. Тогда он еще был в двух вариантах: стационарный, занимающий два шкафа в комнате, и переносной, то есть снабженный шестью удобными ручками…
Когда в шестьдесят шестом его и еще нескольких членов «Асгарда» отправили в длительную экспедицию — вначале в Африку, а потом в Индокитай, — он поначалу был недоволен, считал, что это пустая трата времени и сил, но потом увлекся; грубые, примитивные и при этом очень действенные методики колдунов и шаманов восхитили его. Он сам ощущал себя колдуном и шаманом.
Многое удалось Антону Григорьевичу позаимствовать и для фармакологической практики.
В шестьдесят седьмом он присутствовал в Дагомее на принесении французского летчика в жертву духам одного из местных племен. То, что духов звали Марракс и Ллени, его не смутило. Зато очень понравились танцы и общая раскованная обстановка…
Пять лет спустя он был введен в Высший Совет «Асгарда». И приобщился Тайны.
Как оказалось, «Асгард» не был тайным обществом, орденом или чем-то подобным. «Асгард» был Асгардом. Без кавычек.
Конечно, не всем, не целым — а лишь частью, втиснутой в наш мир. Дверью, тамбуром…
По ту сторону двери шла война. Страшная затяжная война. Требующая все новых и новых ресурсов. Материальных и людских.
Было время, когда удавалось мобилизовать десятки тысяч человек в год: исчезали в туннелях эшелоны с зэками и переселенцами, которым никто не вел учета, или в какое-то прекрасное утро вновь прибывшие находили абсолютно пустой лагерь: ни контингента, ни охраны, ни даже собак… Но такие масштабные
Это была, так сказать, рекрутчина. Вал.
Ценных специалистов работали штучно.
Для постоянного снабжения Асгарда горючим, техникой и всяческими запчастями требовалось создавать и поддерживать в стране хорошо организованный бардак. Впрочем, этим занимались другие — Антон Григорьевич лишь обеспечивал их необходимой машинерией и методиками.
Сам же он, имея в виду изменившуюся в обществе ситуацию, задумался о том, как обеспечить постоянный приток в Асгард свежей крови. Лучшим решением показалось ему: создать новую религиозную секту, члены которой навсегда исчезали бы для мира — вначале в переносном, а затем и в прямом смысле слова.
Так и начала свое существование «Шуйца Мороха»…
Рассвет Марков и Терешков встретили уже за Волховом. Не спалось. Водка так и качалась в бутылке, опорожненной едва на треть. За окном плыл лес, по пояс залитый туманом.
— Да, — сказал Марков, подпрыгивая на мягкой полке и теребя простыню. — Так бы вот всегда ездить…
— Ну! — развел руками Терешков. — А вот летать мне по-здешнему не показалось. Трамвай…
— Зато какие девочки, — возразил Марков. — На «Сопвиче» куда бы ты девочку дел?
— А толку? — сказал Терешков. — Видимость одна. Реальность, неданная нам в ощущениях.
— А Питер красивый, — сказал Марков.
— Да, Питер… Питер …
И Терешков надолго задумался.
В это же время на монументальном столе Хасановны противно забрякал старинный телефон.
Трубку сразу взял Крис. У Хасановны пока были другие дела. Она делала настоящий наркомовский чай.
— «Аргус».
— Кристофор Мартович?
— Да.
— Это Панкратов. Как договаривались…
— Я жду. Заходите.
— Я забыл предупредить… Если те ребята… на мотоциклах…
— Разумеется, нет. Что я, ничего не понимаю? Второй ураган мне не нужен.
Панкратов чуть помедлил:
— Вы страшный человек, Кристофор Мартович. Вам этого еще не говорили?
— Мужчины — нет. Ладно, не засоряйте эфир. Жду.
Коломиец потер свои огромные кулаки.
— Слушай, Крис, — сказал он, понизив голос. — Как, по-твоему, у Ирки с Иваном — серьезно?
— Что? — не понял Крис.
— Ну, так это… любовь же у них…
Крис пристально посмотрел на него.
— Ты думаешь?
— А то ты сам не видишь.
— Н-нет… вроде бы. Я как-то…
— Иван — хороший мужик, — сказал Коломиец. — Но ведь бабник же. Рассказывал он, как ауру-то прочищают… А Ирка — порох. Представляешь, чем все может кончиться? Я даже Григорию боюсь говорить…
— Да, — сказал Крис. — Кончиться может… а может и не кончиться. Как повезет. Не знаю.