Пособие для начинающей проститутки
Шрифт:
– Шурочка!
– Берта!
«Уроды – это образное название людей с неидеальной внешностью. Один мой знакомый отличался тем, что его нос клонился из-под очков в сторону, что, вместе с блуждающим за стеклами очков взглядом, придавало его лицу оттенок безграничной тупости, в то время как он был вполне культурным и интеллигентным человеком и занимал значительный пост в министерстве здравоохранения. Так вот из-за этого кривого носа и тупого, блуждающего в пространстве взгляда, он никак не мог найти себе нормальную женщину. Его внешность отпугивала. Я уже не говорю о массе полных, сутулых,
– Да, большой выбор...
У Берты хорошая двухкомнатная квартира в чистом и престижном районе. Новая мебель. Самое дорогое средство для мытья посуды. Все шкафы, тумбочки и антресоли заставлены ликерами, шампанским и вином – подарками благодарных пациентов. Конфеты Берта не берет: бережет фигуру.
Шурка уверена, что у Берты большое будущее. Скоро она будет заведовать отделением, потому что она, действительно, умеет лечить. И умеет убеждать. Берта и гинеколог, и психолог, и педагог. Для того, чтобы зарабатывать деньги и более или менее твердо стоять на ногах, ей не нужен мужчина. А филологу-Шурке – нужен. Филология – не та наука, которая кормит в наше время. Хорошо еще, что Берта не жалеет для Шурки советов, которыми сама не пользуется.
Цель – не замужество, Боже упаси! Цель – деньги. Деньги, чтобы жить. Чтобы оплачивать квартиру. И отсылать матери. Чтобы она думала, что филология кормит.
– Ни в коем случае нельзя выбирать красивых мужчин. Это или геи, или пижоны, ли бабники. Они не оценят тебя – даже в половину твоей цены. Они не испытывают недостатка в женщинах, не страдают от отсутствия внимания. Ты меня слышишь? – Берта отмахивается от дыма и смотрит на Шурку.
– Слышу, да... Но им же тоже... может быть одиноко...
– Никогда! Им не бывает одиноко. Они просто делают передышку – от секса до секса.
– Ясно.
Честно говоря, не хочется чаю. Хочется съесть что-то вкусное и существенное: кусочек колбасы, бутерброд с сыром или мясное жаркое. Хочется просто есть. И просто мужчину. А пить чай с лимонами и слушать эти кисло-лимонные рекомендации – не хочется.
Конечно, Берта права. Во всем и всегда. И Шурка слушает ее и пьет чай с лимонами, которые пищат и скребутся в желудке.
Потом Шурка едет домой – на самую старую окраину города, в съемную квартиру на пятом этаже пятиэтажки. Может, и не эти квартиры называют хрущевками, но ремонта в них не было точно со времен хрущевской оттепели. Вот тогда как потекла крыша, так и остались серо-бурые пятна на потолке и стенах, которые ничем не вывести. Проступают, как живая история. В остальном – полупусто и убого. Старуха, которая здесь жила, убралась помирать к детям. И Шурка, когда спит на ее диване, ощущает себя восьмидесятилетней бабкой: одно желание – завернуться в белую простыню и двигаться в сторону кладбища.
Отопления еще нет, в квартире холодно и жутко внутри от съеденных лимонов. Шурка смывает косметику и ложится на бабкин диван. На таком диване удобно умирать, а не
Шурка чувствует, что ненавидит чай с лимонами.
«Если ты пошла по пути проституток, это еще не значит, что ты одна из них. Просто у тебя с ними одна цель, но разные способы ее достижения. Ты не должна переходить путанам дорогу. Если ты знакомишься в баре или в клубе, то должна делать это скромно, как женщина, которой немножко одиноко и которая слегка сбилась с пути, а не методически выслеживает свою добычу. Твоя одежда не должна быть броской, макияж не должен быть вызывающим. Твое появление в местах развлечения должно казаться несколько странным – отнюдь не закономерным. Именно в этом и будет твоя фишка».
Клуб «Вилка» – не из самых новых. В нем и скандалов меньше, и молодежь в него почти не ходит. Ходят на «Вилку» в основном ради казино – солидные люди с солидным черноватым капиталом.
Шурка не умеет играть. Умеет только пить мартини и звенеть кубиками льда в бокале. На мартини денег дала Берта. Не насовсем, а с отдачей. Платье – старое, ему года три уже. Но если не знаешь про эти три года – оно как новое. Ну, почти...
Мартини – еще с полстакана. Лед тает, но никто из «шансов» даже не смотрит в сторону Шурки. Играет живой (пока еще живой) оркестр, в соседнем зале – нарастают ритмы рулетки, а здесь, возле Шурки, тянется та же скука, что и за стенами «Вилки».
Наконец, рядом с ней плюхается на стул толстенький мужичок в расстегнутом пиджаке, расстегнутой на волосатой груди рубашке, с лысиной, покрытой испариной. Несколько секунд он смотрит в пространство мимо Шурки, а потом, с трудом сконцентрировавшись на ее лице, тянется к ее бокалу.
– Девочка, дай глотну...
Шурка подталкивает ему полупустой бокал, который он осушает залпом.
– Ох, спасибо. Дай Бог тебе здоровья. Проигрался в пух и прах....
Пытается застегнуть на груди рубашку и не попадает пальцами в прорези пуговиц.
– Ох, проигрался...
Шурка тянется к нему и застегивает рубаху на его волосатой груди. Он не очень стар, лет сорока пяти, плотный и ростом слегка за сто семьдесят. Что-то безропотное и жалкое в его лице подкупает Шурку окончательно.
– В другой раз выиграете...
– Может. Не повезло сегодня. Вот, что скажу, – не повезло. Такой покер. Хорошо все было сначала, пока Шнур не приехал. Кончать нужно было. А я... Вся зарплата ушла. Четыреста евро.
Четыреста евро – по мнению Шурки, вполне приличная зарплата. Она присматривается повнимательнее. Мужичок не похож на интеллектуала, скорее всего – после восьмого класса телят в колхозе пас. К категории «уродов» он тоже не относится: он симпатичный малый, несмотря на свою полноту.