Посох царя Московии
Шрифт:
— Да ну! — воскликнул удивленный шляхтич. — Не может быть!
— Еще как может, кум. Да что толку по нему сокрушаться-то? Дрянной был королек. Всю польскую казну растратил со своей французской свитой, пропил, прогулял. И вообще, что это за король Речи Посполитой, который не знает ни польского, ни латинского языков? Смех один. Это же надо — не нашли в польских и литовских землях князя, достойного занять королевский трон.
— И как теперь быть?
— Свято место пусто не бывает. Стоит ли об этом кручиниться. Поговаривают, что литовцы предлагают посадить на трон великого князя Московии Иоанна Васильевича.
— Но он ведь православной веры!
— Эх, кум, если б меня на трон
— Что ты такое говоришь?! Это великий грех!
— Самый великий грех, кум, остаться без денег. Как ты сейчас, — безжалостно сказал Смит. — Почему сидишь на месте и ничего не предпринимаешь? Деньги к тебе сами не прибегут.
— А что я могу сделать?
— Как что? Заняться торговлей.
— Я шляхтич, нам по статусу не положено. Ты же знаешь.
— Брось… — поморщился Антоний. — Сейчас все торгуют. Даже сам подскарбий [107] надворный Лаврин Война. Я видел его обоз в Данциге. А в этом обозе был мой добрый знакомый. Вот он и сказал мне по секрету, кто хозяин возов с рухлядью.
107
Подскарбий — казначей; чин в древней Польше и Литве. Были П. великие, распоряжавшиеся финансами и государственным имуществом и носившие звание сенаторов; П. коронные, заведующие королевскими сокровищами и чеканкой монет; П. надворные — заместители и помощники П. коронных.
— Но подскарбий для сопровождения своих обозов нанимает людей из купеческой гильдии, а мне это не по карману.
— Так сам стань членом купеческой гильдии.
— Это невозможно!
— Все возможно… если на плечах у тебя голова, а не пустая макитра.
— Но как?
— Просто. Переоденься в купеческую одежду, спрячь свою саблю подальше и поезжай в Московию. С московитами выгодно торговать.
— Денег у меня маловато…
— Не кручинься. Я дам взаймы. Сведу тебя с одним краковским евреем, он как-то предлагал мне рубин за тысячу злотых [108] . В Московии такой камень можно обменять на товары, которые стоят больше десяти тысяч злотых. Вот и смекай.
108
Злотый — золотая, затем серебряная польская монета; в XVI в. 3. = 5 шостакам = 10 троякам = 30 грошам; грош = 2 полу грошам = 3 шелягам = 18 денарам. Как счетная единица, 3. был распространен на украинских и белорусских землях, где его называли «золотым».
— Я подумаю…
— Думай, кум, думай. В Москве у меня есть свои люди, они помогут тебе и советом, и делом. Однако забористое у тебя вино… Подставляй свою чарку и выбрось из головы все заботы. Истина в вине, говорили древние римляне. Клянусь святым Непомуком, который не чуждался мирских радостей, они-таки были правы…
Криштоф Граевский пребывал в размышлениях и сомнениях до самой осени. Затем все же приобрел рубин и отправился в Вильну, где намеревался прикупить еще несколько драгоценных камней. Совет Антония Смита и впрямь дорогого стоил: камни легко было спрятать на теле, а скромная одежда обедневшего шляхтича ограждала его от пристального внимания и мытников, и лихих людей.
К сожалению, Смита в Вильне не оказалось. За день до приезда Граевского он ушел с обозом в Данциг. Неприкаянно помыкавшись несколько дней по городу, Граевский решил ехать в Торне [109] . Со слов Антония он знал,
Расположенный на правом берегу Вислы, Торн был окружен крепостной стеной с башнями, среди которых была и знаменитая Кшива Вежа — наклонная, «падающая» башня, с валом, рвами с водой и бастионами. На левом берегу находился замок с толстыми стенами. Замок соединялся мостом с крепостью Торна.
109
Торн, Торунь — город на севере Польши, на реке Висла.
В самом городе Граевскому места не нашлось — жители Торна, преимущественно немцы, недолюбливали поляков — поэтому, получив в городских гостиных дворах несколько отказов, шляхтич остановился в предместье у соотечественника, которого звали Михал Огарек.
Утро выдалось туманным, сырым. Подперев правой рукой подбородок, Граевский сидел за столом и с тоской глядел на запотевшее оконце. Все его попытки докупить в Торне драгоценных камней по сходной цене не увенчались успехом. Без связей в торговом мире эта задача была практически невыполнима.
За неимением более подходящего помещения Граевского поселили в просторной людской. В большом очаге горели березовые дрова, разбрасывая по земляному полу золотые россыпи искр, а на столе перед шляхтичем едва теплилась свеча, которую он, задумавшись, забыл погасить.
Пламя очага освещало стены, сложенные из темных бревен, и низкий потолок, перекрытый массивными балками. С балок свисали мотки чесаного льна, связки лука, красного перца и чеснока. У входной двери высилась горка тыкв, рядом стояли ручные жернова, ступа и несколько мешков с зерном. Длинные дубовые полки вдоль стен были уставлены оловянной посудой разных форм, размеров и предназначений. Неширокие полати, прикрытые медвежьей шкурой, — постель Граевского, — стояли в «красном» углу под старинными образами. Шляхтич так и не разобрал, кто на них изображен, потому что краски от времени сильно потемнели.
Темная человеческая фигура нарисовалась перед Граевским словно по мановению волшебной палочки. От неожиданности он вздрогнул, левая рука, лежавшая на столе, дернулась, зацепила подсвечник с огарком свечи, и он упал.
— Пся крев! — воскликнул разгневанный шляхтич. — На Бога! Ты кто?! Как здесь оказался?!
— Вошел через дверь, вашмосць, — начал кланяться незваный гость. — А зовут меня Ицко. Я нахожусь в услужении у пана воеводы Сандомирского.
Последняя фраза немного успокоила Граевского.
— Что тебе нужно? — спросил он раздраженно.
Теперь он наконец рассмотрел, что перед ним стоит рано состарившийся еврей. Ицко был очень худ, сильно сутулился и подобострастно улыбался, но его большие черные глаза смотрели остро и серьезно. Казалось, что взгляд Ицка проникает до самых потаенных глубин души шляхтича, и Граевский невольно поежился.
— Мне сказали, что это пану нужно… — Ицко отвел взгляд в сторону, чтобы не смущать шляхтича.
— Ты о чем?
— Хе-хе… О камушках, ясновельможный пан. Я могу предложить вам хороший гешефт.
Назвав шляхтича «ясновельможным» паном, Ицко сильно погрешил против истины. Потрепанная одежда Граевского и людская небогатого мещанина, в которой квартировал новоявленный купец вместо гостиного двора, никак не соответствовали этому титулу. Но удивительное дело — обращение «ясновельможный» подействовало на Граевского как бальзам на открытую рану. Он приосанился, выпрямил спину и придал лицу соответствующее выражение, вспомнив про свою шляхетскую гордость.
— Садись… туда, — милостиво разрешил Граевский, указав еврею место напротив. — Я слушаю.