Посох царя Московии
Шрифт:
— Я так не думаю, — дерзко ответила Дарья. — Ладно, ваша взяла. Я согласна.
— Вот и ладушки. А теперь давайте обговорим детали нашего предприятия. Потому что оно никак не тянет на прогулку для отдыха на пленэре. Как и вообще почти все выходы в «поле»…
Спустя два часа план действий был готов. На удивление, Дарья оказалась весьма толковой девушкой. И все-таки она немного схитрила. Глеб едва не расхохотался вслух, когда Дарья наконец развернула на столе ксерокопию карты Ляцкого. Пометка, указывающая на тайник, исчезла. Осталась лишь шифрованная надпись на латыни. Видимо, и Дарья не смогла в ней разобраться,
Впрочем, так оно и было. Глеб бился над расшифровкой полдня — и впустую. То ли шифр был чересчур сложный, то ли его познания в латыни оказались не на должной высоте. Скорее всего, Ляцкой (если это и впрямь его рука водила пером по пергаменту) применил обычную по тем времена уловку — писал латынью на каком-то другом, мало употребляемом на Руси языке; но уж точно не на английском, французском или немецком. Возможно, это был язык, например, мордвы или татарский, но Глеб не знал их.
— Где это? — с наивным видом спросил Глеб, указывая на карту.
— Окрестности Суздаля, — туманно ответила девушка.
— А точнее?
— Точнее определимся на месте.
— Не доверяем, значит…
— А почему я должна вам доверять?! — окрысилась девушка.
Ее по-прежнему терзали сомнения — верить Глебу или нет? А если верить, то в какой степени? Ведь она точно знала со слов отца, что собой представляет семья Тихомировых. Во всем, что касалось работы в «поле», «черным» археологам палец в рот не клади — отхватят вместе с рукой. Совершенно милые, сердечные люди в обычной жизни, кладоискатели превращались в настоящих злобных монстров, когда дело доходило до схватки за приоритет на раскопки в каком-нибудь «фартовом» месте.
— Согласен, — легко сдался Глеб; чересчур легко, чем вызвал в душе девушки целый ураган сомнений.
Поняв по внезапно потемневшим глазам Дарьи, какие мысли бродят в ее прелестной головке, Глеб рассмеялся и сказал:
— Да перестаньте себя драконить! Если так боитесь меня, то оставьте где-нибудь письмо, в котором опишите ситуацию и укажите мое имя. Ежели что с вами случится, меня сразу же возьмут под микитки и в каталажку.
— Слабое утешение… — буркнула девушка.
— Ну, полную гарантию дает сами знаете какая организация… Застраховался — и никаких проблем. По идее. Но еще неизвестно, кто из нас двоих больше рискует.
— Это чем же вы рискуете? Тем, что вам не хватит для выплаты калыма тридцати процентов, которые вы буквально выгрызли у меня? — ехидно поинтересовалась Дарья.
— Бог с ним, с этим калымом. Я намереваюсь получить себе жену бесплатно.
— Ну да, вы ведь такой расчетливый…
— Экономный, если точнее. Прагматик.
— Значит, любовь для вас — пустой звук…
— Почему? Отнюдь. Любите книгу — источник знаний. Вот мой девиз. Книга, по крайней мере, всегда отвечает взаимностью. Она не клянчит подарки, ей безразличны букеты дорогих цветов, ее не нужно водить по ресторанам и она не болтает разные благоглупости, от которых уши вянут. Прочитал от корки до корки, и со спокойной душой положил на полку. И заметьте, ни одного бранного слова за такое небрежение. Лежит себе спокойно и не требует денег за развод.
— Да вы… вы просто домостроевец какой-то!
— Не совсем верное определение. Скорее, пуританин. Но только в вопросах, касающихся женского пола. Так что можете быть абсолютно спокойной
Глеб завелся неизвестно отчего. «Наверное, устал… — подумал он раздраженно. — Слишком много информации — в том числе и неприятной — пришлось переварить за два дня». А еще его злила отчужденность Дарьи, которая ни разу даже не соизволила улыбнуться, пока они обсуждали план действий. «Тоже мне, цаца!» — бушевал он в душе.
Мысленно приказав себе успокоиться, Глеб посмотрел на часы и поторопился включить телевизор. Там как раз шли городские новости.
— … А теперь переходим к новостям криминальным. — Молодая неопытная дикторша с каменным лицом судорожно сглотнула. — Вчера в своем доме был убит выстрелом в голову почетный гражданин города Тверской Никита Анисимович. Как полагает следствие…
Глеб не спускал с девушки глаз, но старался делать это незаметно. Он весь напрягся и даже затаил дыхание, словно был на охоте и взял на прицел крупного зверя.
Едва дикторша назвала фамилию Тверского, лицо Дарьи стало белее мела.
Глава 11. Немецкий купец
Постоялый двор, куда определили Граевского, был совсем захудалым. В предназначенной для него комнатушке по стенкам ползали полчища клопов, и шляхтич проклял все на свете, пытаясь уснуть. Утром, весь искусанный насекомыми-кровопивцами, он вышел на довольно просторный двор, где первым делом разделся до пояса и натер тело снегом. Только так можно было избавиться от зуда после укусов клопов.
Удивительно, но после такой процедуры Граевский вовсе не замерз, а даже согрелся. Кровь по жилам побежала с немыслимой скоростью, и когда шляхтич натянул рубаху и накинул на плечи меховой кунтуш [126] , ему даже стало жарко. Впрочем, на улице было не морозно, так как зима уже начала поворачивать на весну. Даже солнце, которое уже оседлало крыши изб, светило по-весеннему ярко, и казалось, что сугробы обсыпаны бриллиантовой пылью.
Граевский осмотрелся. Под тесовым навесом на толстых столбах находилась коновязь, где с десяток лошадей уныло жевали сенную труху вперемешку с соломой. Там же стояли сани, возле которых с неприкаянным видом слонялся мужичок в рваном кафтане и войлочном колпаке. Чем он занимался, было непонятно; возможно, сторожил хозяйское добро, а может, просто вышел опохмелиться свежим утренним воздухом, потому что от него несло перегаром за версту.
126
Кунтуш — польский верхний кафтан; род верхней мужской одежды, иногда на меху, со шнурами и откидными рукавами.
Немного поодаль стояла небольшая кузница с продавленной снегом крышей. Угрюмый кузнец, косая сажень в плечах, ковал строптивую лошадь, время от времени покрикивая на своего помощника-подростка, чтобы тот держал ее как следует.
Посреди двора был вырыт колодец с водопоем, и малец-замухрышка наполнял длинные глубокие корыта водой. Колесо, которое он вертел, скрипело так, что Граевский даже поморщился будто от зубной боли. Железная бадья на цепи была тяжеловата для мальца; он кряхтел от натуги, как старец, и ругался нехорошими словами.