Посольский город
Шрифт:
Теперь я ходила в «Галстук» исключительно в целях социальной диагностики. Многие из бывших завсегдатаев перестали там появляться: пророческие заявления Валдика оттолкнули их, и они основали свой салон сравнений-отказников. Их место заняли другие. Я ходила слушать Валдика, повинуясь тому, что сама называла порнографией обречённого начинания, и, может быть, надеясь услышать что-нибудь такое, что позволит властям вмешаться. Он воспевал послов (в его терминологии, иерофантов-посредников); выражал благодарность за то, что он сравнение, правда,
Сурль/Теш-Эчер с Испанской Танцовщицей и другими были на последнем собрании Валдика, куда ходила и я. Последователей у него стало больше, и я решила, что, наверное, его техника совершенствуется и он лжёт всё лучше и лучше. Они смотрели друг на друга. Валдик злился. Чувствовал ли Хозяин его враждебность, мне было непонятно. Пришёл Хассер — единственный, кто сохранил друзей в обоих лагерях расколовшихся сравнений. Он узнал меня, его лицо выразило чувство, для которого у меня нет названия; оно напоминало мне моё собственное. Неловкость, вот самое точное определение, которое я могу подобрать.
— Тебя это не волнует? — спросила я у Эрсуль.
— Я же тебе говорила, — сказала она. — У меня иммунитет.
— Нет, я не об этом… я о твоём мнении. Ты когда-нибудь об этом думаешь? Я имею в виду, то, что некоторые Хозяева учатся говорить… в обход правды, тебя это как-нибудь волнует? — Она ничего не ответила, поэтому я добавила: — Учатся лгать.
Мы сидели в баре на одной из торговых улиц Послограда. Эрсуль, довольно известная в определённых кругах, привлекала взгляды слегка забогатевших юнцов. Наша тихая беседа проходила под музыку и звон бокалов. Эрсуль не отвечала.
— Что-то меняется. Может, к добру, а может, и нет, — сказала, наконец, я.
Она обратила ко мне свою проекцию лица, которое, случайно или в соответствии с запрограммированной в неё неоднозначностью реакции на возбудители, хранило непроницаемое выражение. Она молчала. От этого таинственного молчания мне стало не по себе, и я завела речь о чём-то другом, на что она отвечала как всегда, со всей утрированной доверительностью нашей дружбы.
Для меня никогда не имело особого значения то, что я сравнение: проповеди Валдика были мне безразличны. Всё дело в Скайле, говорила я себе: но нет, хотя я переживала за него, это было не всё. Но в чём ещё тут было дело, я так и не поняла.
— Так что вы предпринимаете? — спросила я у КелВин. Как я понимала, теперь встревожились даже послы. У новой философии вряд ли могло быть больше трёх-четырёх десятков серьёзных последователей, но любое проявление страсти пугало послоградцев. Хозяева наверняка что-то учуяли: в пределах эолийского дыхания наших кварталов мне попадалось больше ариекаев, чем когда бы то ни было.
— Мы ведём переговоры с Хозяевами, — сказали КелВин. — Мы думаем устроить…
— … праздник.
— Здесь, в Послограде.
— Чтобы подчеркнуть, что здесь они у себя дома, в некотором смысле.
— Понятно, — медленно сказала я.
Один из КелВин глядел прямо на меня, другой отводил взгляд. Я злилась, но не знала на кого. Скайл скрывался где-то в компании радикальных сравнений или служителей и даже не отвечал на мои сигналы, и это никого, похоже, не волновало. А я металась между кликами и секретами. И не могла понять, то ли я такая проницательная, то ли сумасшедшая.
— Это всё штиль, Авви, — сказала мне позже Эрсуль. — Вот что происходит. Ты так говоришь, как будто настал конец света. Думаю… — Она сделала паузу. — Ты расстроена из-за Скайла. Ты его любишь, а он от тебя сбежал. — Она запнулась точно так, как это сделал бы задумавшийся человек.
Представители ариекаев прибывали в летательных аппаратах, чтобы планировать этот гибридный фестиваль. Я часто бывала в посольстве, флокировала, и там познакомилась со всеми. У одного высокого крепкого ариекая на веерном плавнике было пятно, напоминавшую птицу в кроне дерева, и я назвала его Грушей.
— Это как раз то, что нам нужно, — сказали КелВин. — Мы слишком напряжены.
— Устроим парад, ярмарку и игры для терранцев…
— … и праздник лжи для Хозяев.
— А как же Валдик? — снова спросила я. — И Скайл?
— Валдик ничтожество.
— Скайла мы не видели уже пару недель.
— Так где же он?
— Не волнуйся.
— Всё будет в порядке.
— Честно говоря, этот праздник должен решить сразу все проблемы.
На мой взгляд, это было абсурдно. Но со мной никто не соглашался. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой одинокой.
Праздник должен был состояться на площади вблизи южной границы Послограда. Его уже обозвали Праздником Вольности: имелась в виду вольность как свобода и как неправда. При чём тут была свобода, я так и не поняла. Но рекламы, пропагандирующие и объясняющие это идиотское название, были уже запущены.
Валдик жил на востоке Послограда. Его дверь выходила на веранду, откуда открывался вид на тихий канал и сад, полный цветов, птиц — настоящих и изменённых — и всякой местной живности.
— Ависа, — сказал он медленно, открыв мне дверь. Если он удивился, то хорошо это скрыл.
— Валдик, — сказала я. — Ты можешь мне помочь? Мне надо найти Скайла.
Его облегчение было очевидным.
— У тебя всё в порядке? — сказал он.
— Да, — сказала я. — Нет. Я просто… давно его не видела… — Мои колебания были неподдельными, хотя на самом деле я пришла к нему вовсе не из-за Скайла, а для того, чтобы оценить самого Валдика и его теологию. Он провёл меня внутрь, и я увидела все признаки его новой веры. Повсюду валялись бумаги, была разбросана всякая белиберда, ощущался неуместный сектантский аскетизм.