Посольский город
Шрифт:
Руковси обладал некоторыми способностями, предрасположенностью к установлению связей на ментальном уровне, недоступной большинству людей: но она была расплывчатой, не сфокусированной. У него не было брата-близнеца: он не заводил близких друзей, с которыми у него могла возникнуть интуитивная связь. В языке не было слова, точно обозначавшего его дар, и его ошибочно назвали эмпатией. Однако дело было не в том, что он чувствовал себя не таким, как другие: его способности находили себе применение в гадких салонных трюках.
Раньше он был следователем. Виртуозным — знал, когда подследственный расколется,
В нашей группе кто-то зашептался, перебивая Уайата. Щелчком пальцев я заставила их замолчать.
— Что? — сказала я. И махнула рукой Уайату, мол, продолжай. — Его превратили… в кого? В телепата? — Эз, понурив голову, сидел в стороне, куда не долетал наш разговор. Мне захотелось, чтобы стражники его ударили.
— Нет, конечно, — сказал Уайат. — Телепатия невозможна. Но, правильно подобрав лекарства, вживив приёмники и имплантаты, можно настроить мозги на одну фазу. Этого достаточно. Для сверхчувствительного типа вроде него… — Я ухмыльнулась, а Уайат умолк. — Ты знаешь, о чём я. Таких, как он, немного, но если найти похожего, поработать с ним и потренировать его с кем-то ещё, подключив нужное программное обеспечение… — Он постучал себя по виску. — Наш «Эз» может научиться читать, как кто-то другой. — Он изобразил ладонью волну. — Выход тот же. Это связано с линк-технологией, но не только, действует на мозги обоих, но только если один из них… Ну, скажем в кавычках, чувствительный.
— Сначала их думали использовать совсем с другой целью, как прикрытие для чтецов разведывательного отдела, чтобы убрать агентов из-за сканеров — мимические микроволны и прочее. Но потом передумали. Вы знаете, — медленно продолжал он, — что они даже пытались вырастить собственных двойников? Там, в Чаро-Сити? Когда появилась колония. — Он потряс головой. — Не вышло. Говорят, в это вложили годы работы, без единого ариекая, чтобы слушать и копировать звуки, без ясного представления о Послограде — миабы тогда были реже, чем сейчас, — и получили… пары людей, непригодных в Бремене. — Пальцами он показал пары. — Да и в других местах тоже. Ненадёжных.
— Но тут возник Руковси. Тогда и подумали, может, он — решение старой проблемы.
Тайна того, что именно ариекаи различали в голосах наших послов, осталась нераскрытой: Чаро-Сити подтвердил только то, что со всеми имплантатами, приращениями, химикалиями и сотнями часов тренировок Джоэль Руковси и его напарник, лингвист Колей Рен, кодовое имя Ра, сумели набрать невероятно высокий балл в тесте Штадта.
Никто не знал, будет ли это звучать как Язык для ариекаев — но других тестов, кроме Штадта, не было, а судя по нему, агенты выдержали экзамен. Если бы эксперимент не удался, если бы он провалился так, как могли предположить его заказчики, если бы ЭзРа заговорили и получили вежливое непонимание в ответ, то никто ничего не потерял бы. Просто два профессиональных агента провели бы долгую и скучную командировку в ожидании следующего корабля домой. Но что, если бы они преуспели?
— Вы ведь сами не дураки, — сказал Уайат. — Так почему же вы нас за них держите? Думаете,
Молчание, наступившее вслед за этим, ещё совсем недавно значило бы объявление войны. Но теперь это было просто молчание. А его слова казались не откровением, но простой невежливостью. Уайат потёр глаза.
— Это же история, — сказал он. — Подростковый период. Через него проходят все колонии. Вот и вы к нему подошли, точно в назначенное время, хоть часы сверяй. Это моя пятая командировка. Сначала Чао-Полис, потом Дракози, потом Берит-Блю. Вам это о чём-нибудь говорит? Бог ты мой, люди, да вы что, новостей не читаете, что ли? Или вы не загружаете данные, которые приходят в миабах? Я же специалист. Меня посылают туда, где в колониях назревает война.
— И ты предотвращаешь отделение, — сказал Брен.
— Вот уж нет, — ответил Уайат. — Ты, может, и таинственный старик для своих, но я-то прилетел снаружи, и вижу твоё невежество насквозь. Берит-Блю отделился, причём после малюсенькой войны. — Он поднял руку и едва заметно развёл большой и указательный пальцы, показывая её размеры. — Самоопределение Дракози было исключительно мирным. Чао-Полис как раз сейчас разрабатывает вместе с нами план региональной автономии. Думаешь, мы такие грубые, да, Брен? Они свободны… и они наши. — Он умолк, давая информации перевариться.
— Но бывают исключения. Вы слишком далеко от Бремена, до вас трудно дотянуться, вами трудно управлять. И вы не готовы. Вам рано было получать независимость. А всё из-за Языка: он сбил вас с толку. Вы считаете себя аристократами. Точнее, считали. И думали, что колония — ваше поместье. В некотором роде так и было: в отличие от всякой другой аристократии, которую я когда-либо видел, вы действительно незаменимы. Были. Вот почему вы всегда выбирали своих преемников сами. Поздравляю: вы изобрели наследственную власть.
— Но все вы, каждый посол и каждый визирь, каждый служитель в Послограде — наёмный работник Бремена. «Послы»: понимаете? Кто вас, по-вашему, послал? Мы нанимаем, но мы же и увольняем. И за нами право смещать.
ЭзРа были проверкой. Операцией, которая должна была лишить наших послов власти и отдалить наш переход к самоуправлению. Их успех изменил бы всё. Через две-три смены социальная система далёкой провинции оказалась бы полностью перевёрнутой. Если не только наши послы, но и другие смогут говорить на Языке, значит, в Послоград можно будет засылать аппаратчиков, дипломатов и верных метрополии людей в командировки на срок до нескольких местных лет, и скоро обитатели провинции привыкнут смотреть на Бремен как на основу своей жизни. А наши послы постепенно вымрут, один за другим, двойник за двойником, и будут должным образом оплаканы, но не замещены. Ясли закроют. Изолятор опустеет, когда смерть постепенно возьмёт всех его обитателей, и нового уже не будет.