Посредине ночи

Машошин Александр Валерьевич

Возле одного из небольших кафе – здесь это слово произносили чуть иначе, «кэф» – расположенных у внешней стороны коридора, ухо моё уловило знакомую речь. Я замедлил шаги. Разговаривали двое мужчин. Изъяснялись они примерно так же, как Осока в первый день нашего знакомства, а в русском переложении беседа звучала вот как:

– Ну, как генеральша? Всё бушует? – спрашивал один.

– Как обычно. Требовала сказать ей правду. Говорю – не верит.

– Да разве она что понимает в этом?

– Ладно, Базили. Уволить она нас не уволит, мы ей слишком нужны. А больше что она нам может

сделать? Премии лишить? Так я за неделю больше нахалтурю. А грязным ходить тоже надоело!

– Точно! Дай пять! И вообще. Чего она в личную жизнь ко всем лезет? Как отдыхаем, что пьём, где моемся… Я, что, работу свою плохо выполняю? А после смены – уж извини-подвинься, дело моё!

Осока к моему возвращению успела не только сдать почту, но и переодеться в белоснежную тунику из ворсистой ткани и сверкающие металлом синие брючки-лосины. Когда я вошёл, она как раз перекладывала всякие мелочи из сумки своего повседневного ремня в другую, подвешенную к нарядному плетёному пояску.

– Успешно? – спросила она. – Спасибо большое. А теперь пойдём в гости к моей подруге.

– Слышал разговор двух мужичков, – стал рассказывать я по дороге, – наверно эти, бреганцы. Жалуются на какую-то ужасно строгую начальницу. Генеральшей называли. Лютует, говорят, в частную жизнь сотрудников вмешивается.

– Генеральшей? О, под это определение подходит только одна на всей станции, – улыбнулась Осока. – Сейчас я вас познакомлю.

Громадный, как зал небольшого кафе, лифт поднял нас на богато оформленный верхний этаж. В кольцевом коридоре на внешней, вогнутой стене тянулся длинный ряд дверей, окаймлённых мягкими валиками уплотнителей и снабжённых по контуру заклёпками, возможно, декоративными. Надписи на них сообщали, кто из администрации какой из кабинетов занимает. Осока уверенно приблизилась к самой дальней от лифта двери, за которой коридор обрывался глухой перегородкой.

– Сюда? – удивился я.

– Да, идём-идём.

Почти половину небольшой приёмной занимало длинное мягкое сиденье со спинкой, вмонтированное прямо в стену, напротив него за прозрачным барьером стоял, тускло блестя металлическим корпусом, человекоподобный дройд-секретарь. При виде нас он не задал ни единого вопроса, просто вытянулся по стойке смирно и проскрипел, что мы можем войти. Вслед за Осокой я вошёл в кабинет с большим прозрачным окном, глядящим прямо в космос. Вдоль одной из боковых стен тянулась светлая мебельная стенка из дерева или же под дерево, в углу блестел выпуклой стенкой прозрачный цилиндр с дверьми, очевидно, подъёмник. Другая стена представляла собой огромный пейзаж: покрытая сине-зелёной растительностью долина, окружённая горами, белые шапки снегов на пиках и кучевые облака в пронзительно-синем небе. Посередине кабинета стоял вполне привычный мне по обиталищам наших чиновников Т-образный стол, окружённый многочисленными стульями. Из-за него навстречу нам поднялась хрупкая женщина с голубоватой кожей и огромными печальными золотистыми глазами. Волосы нежно-розового цвета были уложены в два массивных шиньона по бокам головы. Бросившись к Осоке, она крепко обняла её.

– Мой спутник Алекс. Рийо Чучи, директор этой космической станции и моя подруга, – представила нас Осока. – Сколько мы с тобой не виделись?

– По моим подсчётам, года три, – мягко улыбнулась «генеральша». – Присаживайтесь, друзья.

– Не могу

поверить, что Вы и есть строгий директор, – признался я.

– Лишь по необходимости, – вздохнула Рийо.

– Алекс слышал, как тебя обсуждали два бреганских техника, – доверительно сообщила Осока, – и решил, что ты мегера какая-то.

– Должно быть, это Иан Кудра и Базили Вран. Гениальные механики. Но с тех пор, как я их взяла, живу, словно на вулкане. Ведут они себя… – Рийо покачала изящной головой. – После работы разводят водой этиловый спирт и употребляют с солёными водорослями. У них это называется куасти…

– Квасить, – подсказала более подкованная Осока.

– Да, возможно. Вообразите, какой аромат от них с утра. Часового однажды напоили, праздник у них был какой-то. Наружу без разрешения выходят: на свалке им, видите ли, что-то потребовалось. А пограничники их вылавливают и на меня рапорта пишут. Тут не так давно подрались с тремя мандалорианскими «черепами»…

– С тремя? И остались живы? – изумилась Осока.

– Отделали всех троих так, что один попал в лазарет!

– Однако…

– А позавчера вообще вопиющий случай. Вскрыли заброшенный технический отсек, обшили изнутри кусками необработанного дерева – где только они его достали? – и наполнили водяным паром. Подозреваю, хотели запереть там кого-то из своих недоброжелателей и поглумиться.

– Не понимаю, дерево для чего? – удивилась Осока.

– Приглушить крики жертвы, видимо. Стандартный фоноизол в атмосфере паров воды размок бы.

– А сами они что говорят? – сдерживая смех, спросил я.

– Несут чушь несусветную, – поморщилась Рийо. – Думают, я поверю.

– Ты-то чего ржёшь? – понизив голос, по-русски спросила меня Осока.

– Потому что это никакая не камера пыток, а обыкновенная парилка. Ну, баня. В ней моются.

– В атмосфере водяного пара? – глаза Осоки стали как у героини кавайного аниме.

– При умеренной температуре это даже приятно, уверяю тебя. Очень горячий – тот, да, на любителя…

– Жуть какая! – Осока перевела взгляд на хозяйку и пихнула меня локтем: – Между прочим, Чучи нас не понимает!

– Мой лееркаст с вашим наречием не справился, – кивнула та. – Узнавал отдельные слова, не более.

Осока пересказала подруге на базик нашу беседу.

– Они и в самом деле говорили про мытьё, – подтвердила директор. – Только я не поверила.

– Будете их наказывать? – поинтересовался я. В мозгу зрела превосходная идея.

– Не так строго, как хотела, но для порядка необходимо, – ответила Рийо.

– Отправьте их на штрафные работы. Пусть сделают на нашем судне капитальный ремонт, – предложил я. – Бесплатно.

– На нашем?? Да ни за что на свете! – взвилась Осока, незаметно для себя опять переходя на русский. Кто бы мог подумать, что каких-то две недели назад она знала только родственный, но отнюдь не тождественный ему язык!

– Напрасно беспокоишься, – без перевода поняла её Рийо. – Эти двое действительно гении. Всё вам сделают. Можешь гонять их в хвост и в чешую. Тем более, вы оба понимаете их родную речь… Подруженька, я тебя прошу! – взмолилась она, видя, что Осока не спешит соглашаться. – Устрой им воспитательную работу, как ты умеешь. А я тебе за это пришлю Блику Лофор.