Посредине ночи
Шрифт:
– Так вот зачем она наблюдала за моими тренировками!
– Да. Чтобы потом рассказать мне, как у тебя идут дела. Я всегда тобой гордилась.
– Праведная тётка Шакти, кто бы мог подумать! Интересно, а не говорила она, что я слишком эмоциональна, несдержанна?
– Ну, разумеется. И что это нехорошо для джедая, – Ирис улыбнулась. – А я, наоборот, радовалась, что ты остаёшься собой. Ты где, дочь?
– Здесь, прямо над вами, в рубке.
– Я поднимусь к тебе.
– Нет-нет-нет! Подожди!
– Чтобы Вас вытащить, ей пришлось загримироваться под сита, – прошептал я на ухо Ирис. – Получилось даже слишком хорошо.
– Ах, вот что… – с небольшим акцентом произнесла профессор на словиоски.
– Трепло, – Осока, оказывается, прекрасно расслышала мою реплику. – Зачем сказал?
– Чтобы не волновать. Мамы, они, знаешь ли, склонны волноваться по любому поводу.
– Своя такая же? – прищурилась Ирис. Я молча кивнул. Думать о том, как за четыре месяца извелись от неизвестности родители, особенно мама, было всё ещё болезненно.
– Пойдёмте наверх, профессор, – я галантно предложил Ирис руку. И добавил громче: – А если кто-то там считает, что не одета и не умыта, может спрятаться в душ!
– Р-р-р, я с тобой дома поговорю! – пообещала Осока.
– Вот не подерётесь… – негромко сказала фоллинка.
Рубка «Амидалы» на первый взгляд, казалась совершенно пустой, тем не менее, я сразу почувствовал, что Осока тут. Ну, конечно, кресло-трон скрывало её почти целиком.
– Ау-у, – позвал я.
– Секунду!
Негромко стукнулась о пластик брошенная на пульт кисточка. Осока поднялась во весь рост и быстро сбежала с подиума к нам. Плотное чёрное трико, надеваемое под броню, она снять не успела, только накинула поверх свою бежевую куртку без рукавов.
– Ведь можем, если захотим? – тихо сказал я.
– Но-но, – для порядка огрызнулась моя подруга. И остановилась, глядя на мать.
– Звёзды, ты такая взрослая! – молитвенно сложила руки Ирис.
– Мне двадцать семь лет, мама, – смущённо напомнила Осока.
– Может быть, это и к лучшему? – слегка наклонила голову Ирис. – Мне не придётся учить тебя жить, а ты не будешь раздражаться от этого.
– Может быть, – эхом отозвалась Осока.
– Кстати, что за интересный диалект, которым вы пользуетесь с Алексом? – спросила профессор.
– Так говорят у меня дома, – сказал я. – На планете, которую мне предстоит найти.
– По акценту я сначала решила, что Вы бреганец, – сообщила Ирис. И добавила скромно: – Общайтесь, общайтесь, на меня не оглядывайтесь. Кое-что я улавливаю.
– Очень привязчивый язык, когда говоришь на нём постоянно, – как бы извиняясь, призналась Осока. – Столько оттенков смысла, ты не представляешь.
– Стандартный базик вообще убожество, – сказала Ирис. – Ну, что такое словарь в тысячу пятьдесят
Нет, ну вы только на них посмотрите! Не виделись двадцать три года, и ведут светскую беседу! Терпению моему настал конец. Взяв Осоку за локоть, я подтолкнул её к матери вплотную, и та нерешительно взяла дочь за плечи.
– Ну, вот, а то, как неродные, чесслово, – сказал я. – Пойти, что ли, коней напоить…
– А… Алекс… а… – Осока попыталась удержать меня за рукав, но я успел сделать движение в сторону и быстро вышел. Такой растерянной я не видел свою подругу с самого момента нашего знакомства.
4
Внизу, тем временем, проходил допрос гнусного доносчика Тудхи. Он стоял в центре помещения, по бокам – панторанцы в броне, но без шлемов, перед ним на контейнерах сидели Сакис и Пятерня. Натуа и бывшие арестанты расположились поодаль у стены.
– Рассказывай, рассказывай, гад полосатый, – ласково говорил тионец. – Пойми, глухонемого изображать бесполезно. Бить тебя, конечно, никто не будет, охота была руки марать. Но джедаю твой язык расскажет всё сам, помимо твоей воли. С момента рождения и до сегодняшнего дня. Мне один контрабандист описывал. Ощущение крайне неприятное.
Доносчик, монтралы и куцые лекки которого от страха стали не полосатыми, а однотонно-серыми, как и лицо, судорожно кивнул:
– Да-да. Что вы хотите знать?
– Видели этого болвана? А ещё преподавал! Повторяю вопрос: кто тебя надоумил оговорить добрых людей?
– У… учёный секретарь. Он мне сказал, мол, хочешь повышения – устрани препятствия. Скажи, что подозреваешь Ашару и кого-нибудь из её друзей в помощи Сопротивлению. Их арестуют. Потом в суде разберутся и выпустят, но работать они здесь уже не будут.
– Ага, «ложечка нашлась, но осадок таки остался», – Сакис на самом деле выразился не совсем так, но по смыслу очень похоже. – Как такой полудурок мог работать преподавателем? Да ты знаешь, – обратился он опять к арестанту, – что имперская безпека не выпускает подозреваемых?? В принципе. Виновен – казнят, невиновен – ссылают.
– А ссыльный транспорт в удобной точке, глядишь, караулят трандошаны или зайгериане, – добавила со своего места Натуа. – Имитируют бой, потом имперцам кредиты, а криминалам дешёвые рабы.
– Я слышал, кого-то выпускали… – промямлил Тудхи.
– Не, такое не лечится, – обречённо махнул рукой тионец. – Тоннос, запри его туда же в каюту. Пару лет на шахте потрудится – будет знать, как кляузничать. Мне интересно другое: нас уже ищут или пока нет?
– Да, они ведь могли спохватиться и послать запрос на Корусант, – сказал я.