Посторонним В.
Шрифт:
Никакого, как его, сексизма или женского шовинизма, но чаще всего на мальчиков пялиться скушшшшно, наша городская маленькая толпа мужчин делится на а) гопов с Металлурга и б) приличных Молодых Людей. Гопы мне не нравятся как класс , а приличным Молодым Людям – полнейшее уважение, но разглядывать их неинтересно, простите все.
А когда я с восхищением смотрю на Девочек (девушек, женщин, старушек) – я просто чувствую себя веткой дерева, на которой разом лопнули все почки. Неожиданно.
Столько миров можно открыть, просто рассматривая Их.
Ну и подслушивая, конечно.
Сегодня
А девочки-подростки – ооооо, вообще, обожаю! Если так подумать, да фиг с ним, со св. Валентином, пусть бы он у нас был, но плюс вся эта замечательная девочковая одежда!
И вообще, я шла вот только что, пару часов назад, по улице, с мокрыми ногами в ярко-желтых ботах «роверс», в черном-черном пальто и шелковом платке на голове, бандана, мне идет, и думала: а какого вот черта я сто миллионов лет не ходила вот так по улице, просто так, в никуда, и какого черта я не делала таких-то и таких-то приятных и важных вещей: не красила волосы разноцветными перьями, не играла с детьми в скрэббл, не выращивала какого-нибудь глупого цветка в горшке, не каталась на дурацких коньках, не ела греческий салат, не разговаривала, наконец, с Неизвестными?
00.25
А ведь – удивительное рядом – два года назад тоже была весна. Так же она пахла, да не особенно чем-то и пахла, если разобраться: нагретой землей, чернеющей из-под снегов, собачьим дерьмом, старыми кожаными куртками, мокрыми пальто, смешными беретами с прибамбасами и модными кепками, ящиками с пенсионерской рассадой для дач, тонкими чулками, долгами за квартплату и водой, водой, водой – а все равно ведь весна, вот в чем дело.
После дурацкой ссоры с В. из-за дурацких сердечек мы не разговаривали два дня, и это было по-настоящему страшно. Я не выдержала первая, написала смс. Какую-то бредовую, типа «Грузите апельсины бочками. Братья Карамазовы». В. мгновенно отреагировал: «Графиня изменившимся лицом бежит к пруду», хорошо читать в детстве одни и те же книжки.
Мы помирились, естественно, но.
Если предыдущие три месяца наш с В. чудесный роман был идеальным – в том плане, что касался только нас двоих, то теперь сюда зачем-то въехал и мой муж, и его жена («Я, может, что-то забыла? может быть, здесь кто-то из нас не женат? кого-то у порога не ожидает верная, но слегка поднадоевшая подруга жизни?» – говорится вздрагивающим истеричным голосом).
Мы хотели и много чего предпринимали для того, чтобы отношения между нами снова были только наши, чтобы они никого не обижали, никому не делали больно, благие намерения, известно, куда приводящие, а что же, это тоже жизнь.
Приклеились
Старались встречаться каждый день, иногда совершенно беспонтово – буквально на пятнадцать минут, успевая поцеловаться, а иногда и нет – условия не позволяли.
Я была очень счастливой и всякий раз при виде В. хотела с разбегу бросаться ему на шею или скакать на одной ножке, потому что казалось: мне снова восемь лет, и новогодние каникулы, и дома елка, и много еды, и мультфильм про мистера Фикса с его планом, и все хорошо.
В. волшебным образом любил во мне всех Вер, а не выбирал какую-то одну, лучшую, на его взгляд.
Сидим в «Якитории», я безобразно хвастаюсь во время ожидания заказа, как великолепно управляюсь палочками, В. почтительно внимает, сворачивая из бумажной салфетки сначала лягушку, а потом – кораблик. Оригами, тематично, только не будем о журавликах, пожалуйста.
Приносят наши роллы, большое плоское блюдо, и его личный суп с цыпленком и рисовой лапшой, я неловко цепляю гадкими палочками, противотанковым ежом растопырившимися в непослушных пальцах, рисово-водорослевый комок, обильно удобряю его соевым соусом и изящно плюхаю на стол темного дерева, не донеся до квадратной тарелки сантиметров на пять. В. приподнимает светлую бровь, называет меня гейшей и другими японскими словами, которых знает, к счастью, не так много.
Но мы еще не выполнили всех пунктов стратегического плана. Бесславно доев остатки «Филадельфии» со стола, я встаю и следую в якиторовскую уборную, она исполнена очень хорошо – общий просторный предбанник с блестящим никелем, сияющим фаянсом, далее мальчики – прямо, а девочки – налево, символично. Стою, изучаю в высоком зеркале свое бледное в голубоватом свете мощных ламп лицо, серые глаза, длинноватый нос, разноцветные торчащие пряди, входит В. Сдерживая идиотский смех, мы вваливаемся в одну из кабинок – тех, что налево, я нервно стучу задвижкой, надежно закрывая дверь, хохочу, закрывая рот обеими руками.
В. замечает, что мне не хватает серьезного, ответственного отношения к делу. Обещаю исправиться. Настороженно заглядываю в унитазовскую чашу, чисто, чисто, вот и хорошо, вот и славно – я брезглива, правда, иногда об этом забываю…
00.30
Выплывала прекрасная дочь. В трусах, майке и огромных Олафовских тапочках. Напомнила, что завтра у нее соревнования, надо рано вставать, собираться, ехать и «еще, мам, деньги за вступительный взнос, за проезд и покууушать…».
«Лиза, про себя надо говорить: поесть…» – нудно выговорила я.
Дочь поделилась последними новостями: «Звонила Анька, нарастила себе реально крутые дополнительные волосы, прядки, цветные искусственные косички и все такое, мегакруто, хочу тоже…»
Сообщила ребенку, что при таких густейших волосах, как у нее, интегрировать что-либо в их массу было бы безнравственно.
Особенно цветные искусственные косички.
Дочь оживилась и начала торговаться: «Если нельзя косички, тогда можно с Некитом гонять на байке, да? Ребенку нельзя отказывать постоянно!»