Посторонним В.
Шрифт:
После этого он продолжительное время приветствовал меня так: «Мы любовь свою схоронили?» – а я отвечала: «Крест поставили на могиле!»
Еще мы неожиданно открыли для себя заново удивительно интеллектуальную игру: города.
Часто играли посредством смс, я ему: Сургут! он мне: Туймазы!
Я ему: хаха, а я-то знаю, знаю два эстонских города на «Ы» ) Ыйсмяэ!
Потом, через время, он мне: Сызрань!
Я: ага, ага, мякий знак!!!
Он: а что, ты не знаешь два эстонских города на мягкий знак?
Смс-ки он мне присылал веселые, а письма – серьезные, с прекрасными стихами, и когда я читала из Борхеса в теле электронного нетреугольного послания:
Нито хлопала себя по щекам, вариация на тему приведения в сознание, и повторяла растерянно: нет, это не мне, это не может быть мне. Наверное, все начало обрушаться как-то постепенно, исподволь, как незаметно наступают сумерки, которых не замечаешь сначала.
… в моем городе ночь. Ночь в моем городе продолжается уже несколько лет. Уже несколько лет я сижу у широко распахнутого окна, в кресле, продавленном по рельефу моего тела. В продавленном по рельефу моего тела кресле кроме меня умещаются две кошки, серая в полоску и ярко-рыжая с порванным ухом, иногда я задумываюсь, чем же они питаются, ведь кошкам нужна пища. Кошкам нужна пища, и они едят мой мозг, выбирая его мягкими лапками и шершавыми языками из глубоких глазниц и ушных раковин, нежно облизываясь и посматривая на меня глазами, светлеющими с каждым днем. С каждым днем я все менее и менее надеюсь увидеть человека, это редкий род экзорцистов, изгоняющего мрак из сердца и тьму из города, кажется, я даже не хочу этого, я давно привыкла, что
в моем городе ночь…
1 апреля
00.15
Великолепно завершился вечерок, ага. Точно день дураков. Просто даже не знаю, с чего начать.
По порядку будет как-то искусственно.
В общем, у нас сошел с ума Сосед – муж Соседки из 2-й квартиры, которая насчет любовника, абсолютного нуля и почитать книжек.
Да, натурально свихнулся – неожиданно для всех перерезал вчера в подъезде телефонные провода и эти вот штуковины от кабельного телевидения. При этом он был неестественно, душераздирающе спокоен – уверена, что учинять такие акции надо с дикими криками «всех отмудошу!» или, по крайней мере, со зверским выражением лица, тогда это будет называться: погорячился, вспылил. А вот если ты, дружелюбно улыбаясь и приветливо раскланиваясь с жильцами, отрубаешь им телефон и ТВ, это уже – шизофрения (как и было сказано).
После своего непонятного деяния Разрезатель
Мы выползали на лестничные клетки (прикольно рассматривать, кто в чем ходит дома, вот Одна Соседка Напротив вышла в халате с поясом фасончика «Мы, хозяйки семидесятых», а Вторая Соседка Напротив – в длинном платье и ярких бусах – рядами), Разрезатель неспешно закрылся в собственной квартире, попросив его не беспокоить.
А в это время у меня случайно гостил Ше. Он просто незаменим в каких-то критических ситуациях. Типа, автобус врезается в троллейбус, плюс они оба – в колонну велосипедистов, на земле четыре залитых кровью тела, синеватая нога в слетевшем тапочке неловко подвернута, и виден несвежий педикюр, толпа зевак, и ее взрезает спокойный, аккуратно причесанный мужчина с чемоданчиком и говорит специальным голосом: «Пропустите, я врач».
Это просто звездные Пишичитаевы минуты, мне даже и поржать-то неудобно. Он совершенно шикарно вышел к взволнованным женщинам, простым движением руки (Ленин на броневичке) призвал к тишине.
Наверное, это выглядело со стороны действительно эротично: он задавал короткие вопросы по существу, адекватно реагировал, мгновенно действовал: снял с шеи фонендоскоп и… нет, вру, позвонил в Волгателеком и на Кабельное ТВ, успокоил Ряды Бус: «Уверяю вас, я не допущу, чтобы был причинен какой-то вред», искрометно пошутил с Халатом: «Ха-ха-ха, а ведь буйнопомешанный – не всегда плохо!..» – в общем, «Остапа несло».
Я решила незаметно смыться домой и в тиши выпить чаю, электричество пока наличествовало, и жутко хотелось чаю, но Пишичитай немного недовольно затребовал меня обратно на лестницу, потому что я уменьшила его аудиторию ровно на треть.
Соседки дружно дымили, они курят, как лошади, переговариваясь возбужденно:
– В моей голове не укладывается, Ольга Юрьевна, чтобы взрослый, образованный человек, более того – отец дочери-подростка, так мог манкировать своими обязанностями воспитателя, гражданина, забыть об элементарных правилах приличия…
– Да чо уш там, Евгень Анатольна, он давно уж того… ну, то есть этого…
– Не затруднитесь ли пояснить свои слова, Ольга Юрьевна?
– Да дюзнулся, значит! Разъебись моя малина. Крыша поехала у этого пидараса.
– Не слишком ли вы резки в своих суждениях, Ольга Юрьевна?
– Эт-то мне еще и ебаного слова не скажи? Эт-ттот гандон, извиняюсь, в рот ему кило печенья, будет здесь через жопу с подскоком выебываться, а я его мудаком не назови?!
Ше был неотразим, теперь он соседский кумир и культовая личность: мужественно дождался ремонтных бригад, произвел теплую встречу и даже смычку города и села, нам все быстро починили, а что с соседом – убийцей-кабеля произошло – никто не знает. Может, действительно с ума сошел?
Завтра назначено собрание Жильцов Нашего Дома, надеюсь, что хоть петь хором не заставят…
01.00
Купила вчера «Чтец», Бернхарда Шлинка, понятно, немецкого автора.
Этого «Чтеца» все уже в девяносто пятом году прочитали нормальные люди, кто не был идиотом и смог это сделать хоть на одном языке, кроме великого и могучего. А я, разумеется, ждала перевода, дождалась, теперь вот радуюсь жизни.
Начинается там с яркого описания романа между мальчиком пятнадцати лет из семьи профессора и тридцатишестилетней вагоновожатой; все пытаюсь примерить себя на вагоновожатское место, ннне могу, черт его знает почему, обычно во все книжки скромно вставляю себя, чтобы интереснее .