Постоянная должность
Шрифт:
— О парне, профессор. Я, видно, не могу выбросить его из головы. Странно. Просто все это было неправильно с самого начала.
— Как это «все было неправильно с самого начала»? — осторожно спросил Брэйд.
— Видите ли, проф, я ни черта не понимаю в химии. Поэтому я чувствовал себя довольно растерянно, когда первый раз оказался здесь. Но все-таки я давно занимаюсь своим делом, так давно, что не мог не почувствовать что-то неладное, хотя и говорил себе: «Остерегайся, Джек, ты суешься туда, где ничего не смыслишь».
— Я не понимаю вас.
— Это не так легко объяснить. Смотрите, профессор,
— Несомненно, — подтвердил Брэйд. — Если мне известна структурная формула нового соединения, я могу сделать определенные заключения относительно его свойств.
— И вы будете правы чуть ли не каждый раз, а?
— Полагаю, что я буду почти всегда прав.
— Наверняка. Это дается опытом. Своего рода ощущение, которое иногда не можешь и объяснить.
— Возможно, так, — неуверенно сказал Брэйд.
— Ладно, проф. Так вот, я двадцать пять лет работаю с людьми, как вы с химикатами. Я в этом деле получил такое образование, какое и не снилось: могу заметить, если что неладно с человеком. Иногда могу идти по неверному пути, как вы иногда можете ошибаться с вашими пробирками, но ведь в большинстве-то случаев и я и вы бываем правы, так?
Брэйд чувствовал, как тревога его растет, однако сохранил еще достаточно самообладания, чтобы понимать: весь этот разговор, возможно, предназначен лишь для того, чтобы испугать его.
Он спросил решительно:
— На что вы намекаете?
— Я хочу сказать вот что: когда я разговаривал с вами в четверг, вы были не в своей тарелке.
— Несомненно. Я никогда в жизни не видел мертвого тела. А это был один из моих аспирантов. Мне было не по себе.
— Я могу понять это, профессор. Честно. Но поглядите… — Доуни не спеша занялся своей сигарой, делая методические затяжки, поворачивая ее, чтобы убедиться, что она горит ровно. — Химия очень во многом похожа на стряпню, понимаете? Вы берете составные вещества. Вы смешиваете их, нагреваете или вытворяете с ними какую-нибудь другую чертовщину. Может быть, химия — более сложное дело, но если вы представите себе повара на кухне, то получите и картину химика в лаборатории. Теперь предположим, что повар делает торт. Ему нужны мука, молоко, яйца, ваниль, сода и бог знает что еще. Он ставит их все перед собой и начинает накладывать, смешивать и все такое. Но после того, как он попользуется всем этим, он оставляет банки и бутылки на столе. Может быть, он поставит молоко в холодильник, но, во всяком случае, не кинется в кладовку прятать остатки муки или ванили. Не так ли?
— Так, мистер Доуни. Но какое отношение имеет все это к нам?
— Видите ли, ваш парень делал свой торт и добавлял (Доуни бросил быстрый взгляд на карточку, которую вынул из кармана рубашки) ацетат натрия, но только вместо него положил цианид. Так почему же на его рабочем месте не было бутылки с цианидом? Почему она была поставлена назад на полку?
— Какая разница,
— Возможно, — рассудительно сказал Доуни, — что это ничего не значит. Возможно, она действительно была на столе возле него, и вы автоматически, без размышления поставили ее на полку, когда нашли тело. Вы это сделали?
Брэйд почуял ловушку. Он не осмелился солгать.
— Нет, — ответил он.
— Или, может быть, парнишка был чудаком? Отсыплет немного порошка и через всю комнату топает ставить бутыль на место? Но я заметил, что рядом с ним была только какая-то пустая бутыль и другая, где было немного порошка, так что он, пожалуй, принадлежал к тем людям, которые не спешат ставить вещи на место. Тогда это кажется странным.
Тонкие губы Брэйда оставались сжатыми. Он молчал.
— Это меня и обеспокоило, — продолжал Доуни. — Вы помните, я взял бутылку с ядом с полки, сделал какое-то движение и спросил: «Послушайте, проф, вас ничего не удивляет?» Я подумал, что мне следует проверить, заметили ли вы ту же странность. Я был убежден, что вы скажете: «Эй, как эта бутылка очутилась на полке, а не там, где он работал?» Только вы этого не сказали, проф. Вы были просто озадачены. Тогда я сказал себе: «Джек, с профом что-то не так. Он слишком ловок, чтобы быть таким глупым!» Видите, что я имею в виду? Вы — и химикалии, я — и люди.
Брэйд сердито сказал:
— Какого черта! Я был расстроен. Я не мог трезво рассуждать.
— Согласен, проф. Это дело было достаточно необычным, поэтому я решил немного порасспрашивать людей, прежде чем покончить с ним. И вы знаете что? Кое-кто сказал мне, что достаточно сунуть в порошок ложку, и вы поймете ацетат это или цианид.
Брэйд вновь заколебался и опять решил, что лгать небезопасно:
— В определенном смысле, да.
— Затем мне сказали, что этот паренек, Ральф, был таким аккуратным, что просто непонятно, как он мог допустить подобную ошибку. Он всегда все проверял дважды. Это правда, профессор?
— Да, он был очень аккуратен.
— Ладно, будем считать так, профессор. — Добродушная улыбка не сходила с ярко-красного лица Доуни. — Вы были настолько расстроены, что ничего такого мне не сказали. Вы даже не сказали, что парнишка вряд ли мог перепутать бутылки. А ведь у вас было два дня, чтобы остыть, и все-таки вы не позвонили мне, дескать, я тут кое о чем поразмыслил и кое что забыл вам сказать. Может быть, поэтому мое первое чувство в отношении вас — удивление — имело какое-то основание.
— Не слишком большое, — возразил Брэйд с неожиданным раздражением. — Я ведь не смыслю в этих вещах. Я не детектив. Вот и все.
Доуни кивнул:
— Да. Согласен. Само по себе это не так уж много. Но поглядите-ка на все это снова. Может быть, вы и были сильно расстроены, но вот не забыли же вы попросить у меня парнишкин ключ от лаборатории. Вспомните-ка!
— Да, попросил.
— Отлично! А почему? Вы могли бы, скажем, позвонить на следующий день, или прийти в полицейский участок, чтобы забрать его, или оставить его у нас, потому что у вас, вероятно, был свой ключ. Но вы попросили. Зачем?