Постоянная должность
Шрифт:
— Будьте любезны, пожалуйста… Теперь всем надо покушать, не так ли?
Когда Брэйд машинально двинулся в столовую, он обнаружил, что вокруг него образовался некий вакуум. К нему поспешно приблизилась Дорис.
— Что случилось? — спросила она напряженным тихим голосом. — С чего все это началось?
Сквозь сжатые зубы Брэйд проговорил:
— Оставь пока это, Дорис. Я рад, что все так произошло.
И он действительно был рад. Работы он лишился — это ясно. И теперь, когда ему нечего было больше терять, у него появилось ощущение свободы, он испытывал какое-то облегчение. То время, пока он еще пробудет в университете, фостеры, рейнки и все это
Он продолжал ощущать, что его избегают. Поэтому он разыскал Литтлби.
— Профессор Литтлби!
— А, Брэйд! — Механическая улыбка декана факультета была беспокойной.
— Я хотел бы предложить, сэр, чтобы лекции по технике безопасности были обязательным предметом, поскольку факультет отвечает за безопасность. Если, как вы предложили, личная ответственность за них возлагается на меня, я хотел бы, чтобы данное обстоятельство повлияло на улучшение моего служебного положения.
Он отрывисто кивнул головой и ушел, не ожидая, что ответит ему Литтлби. Это также помогло ему почувствовать себя лучше — и ничего ему не стоило. Вот что значило потерять все: никакие потери больше не страшны.
Брэйд и Дорис ушли домой настолько рано, насколько это позволяло приличие. Брэйд боролся с потоком автомобилей так, будто каждая встречная машина олицетворяла Рейнка, а каждая догонявшая — Фостера: он пробивался вперед, оттесняя тех, кто не давал ему дорогу.
— Вот так, — сказал он. — Я никогда больше не пойду ни на одну из этих вечеринок, даже если… — Он хотел докончить: «…даже если меня оставят», но не сказал этого.
Дорис до сих пор еще не знала истинного положения дел. С поразившей его мягкостью она повторила свой вопрос:
— Но из-за чего же это началось?
— Фостер предупредил меня, что полиция не принимает версии о несчастном случае. Я полагаю, что кто-то сообщил об этом полиции.
— Но зачем же? Зачем создавать новые неприятности?
— Некоторые любят создавать другим неприятности. А кое-кто даже считает это своим гражданским долгом. Все дело в том, что факультет с удовольствием примет версию о самоубийстве, чтобы на этом покончить, особенно если удастся возложить вину на меня. Проклятые дураки не знают, какую бурю они накликают на себя.
— Но…
— Никаких «но». Это — убийство. И они это чувствуют, иначе не старались бы распустить версию о самоубийстве. У Ральфа всегда под рукой был цианид натрия; чтобы убить себя, достаточно было положить в рот несколько кристаллов. А поставить эксперимент, чтобы понюхать цианистый водород? Никто не станет кончать с собой каким-то особо сложным способом, который может не сработать, когда в твоих руках — прямой и безотказный.
Его мысли опять переключились на другое. Опасность безработицы еще раз отступила на задний план перед опасностью быть обвиненным в убийстве.
– ---------
–
* Плющ является в США символом университета (особенно в северо-восточных Штатах). — Прим. пер.
ГЛАВА 11
В эту ночь Брэйд спад крепко, без снов. Сказались волнения последних дней и опустошившее его возбуждение вчерашнего вечера.
Утро встретило его дождем — пасмурное, как и его настроение. То, что вчера перед сном казалось ему благородной битвой, теперь вспоминалось с отвращением — перебранка рыночных торговок. Опасности снова нависли над ним, выхода не было. Можно, конечно, предположить, что те, кто с особой энергией поддерживает версию самоубийства,
— Я поеду в университет.
— Сегодня?! В воскресенье?!
— Именно потому, что воскресенье. Я собираюсь поработать над записями исследований Ральфа.
— Зачем?
— Ты слышала вчера Рейнка, не так ли? Он считает, что работа у Ральфа шла плохо и что я в этом не смогу разобраться.
— А ты сможешь? — спросила Дорис спокойно.
Вся оборона Брэйда неожиданно рухнула:
— Я не уверен, но мне надо это выяснить. Мне следует закончить его работу и показать этим… этим ублюдкам кое-что.
— Ты знаешь, я страшно боюсь, — прошептала Дорис.
Поддавшись внезапному порыву, Брэйд встал, подошел к Дорис и обнял ее за плечи:
— Боязнью делу не поможешь. Нам следует бороться, и мы будем. Вот и все.
Она прислонила голову к его груди в закрыла глаза:
— Да, дорогой, — но тут же оттолкнула его, услышав стук каблуков спускавшейся Джинни, и крикнула ей: — Ты опаздываешь, Вирджиния, и тебе придется есть холодную яичницу.
Когда Брэйд, повернул автомобиль с Пятой улицы на Юниверсити роуд, он увидел два кирпичных шпиля административного корпуса, возвышавшиеся среди зелени Университетского городка. Весь городок показался Брэйду чужим — сейчас здесь не было оживленного движения, шелеста шин, звука моторов и бензиновой гари. Да, университет выглядел непривычно чужим и враждебным. Возможно, он казался таким потому, что сегодня воскресенье, а возможно, потому, что сам Брэйд больше не считал все это своим. Накануне вечером что-то произошло. Он порвал узы, принял как свершившийся факт, что больше не является частью университета.
Даже автомобильная стоянка казалась враждебной. Она не была, как обычно, забита до отказа — стояли только три машины. Чужим было и здание химического факультета — всегда открытые деканат и химический музей заперты, звук шагов Брэйда гулко разносился в воскресной тишине.
Брэйд поднялся на четвертый этаж. Все двери лабораторий и кабинетов заперты, коридор погружен в темноту. Он включил свет и прошел половину коридора до бывшей лаборатории Ральфа. Достал цепочку с ключами и, быстро перебрав их, нашел нужный. На мгновение удивился, сам не понимая почему: на цепочке висел лишний ключ. С внезапным острым беспокойством Брэйд вспомнил, что детектив в пятницу вернул ему ключ Ральфа. Брэйд понял причину беспокойства: этот детектив не собирался оставить дело в покое, должно быть, он допускает мысль, что было применено насилие.
Тетрадей Ральфа было пять, все аккуратно пронумерованы, и Брэйд наугад открыл одну из них. У Брэйда в кабинете имелись копии этих записей, но, если Ральф был таким же, как и остальные аспиранты, на оборотной стороне оригинала могли сохраниться какие-нибудь черновые записи и заметки, может быть, очень существенные.
Брэйд быстро перелистывал страницы и думал о том, что Ральф, несомненно, был чрезвычайно аккуратен: записи ясные, краткие и до крайности точные. Брэйд помнил еще те тетради, в которые Кэп Энсон неразборчивым почерком, но скрупулезно заносил результаты исследований к своей диссертации, — пожалуй, Ральф превзошел даже этот образец пунктуальности.