Постоянная должность
Шрифт:
— Гм…
— Вместо того, чтобы убежать, он, видимо, решил сильнее принюхаться. Правда, никакой химик не станет принюхиваться к парам, если не знает, что именно он нюхает, или пока не предпримет мер предосторожности. Но, мне кажется, Ральф был застигнут врасплох и потерял бдительность.
— Вы считаете, что, пытаясь распознать запах уксуса, он всунул голову в шкаф и сделал полный вдох?
— Видимо, так. Когда я вошел сюда, его голова была внутри шкафа.
— Скажите, профессор, можно мне закурить, или все это заведение взорвется, как динамитный склад?
—
Доуни с видимым удовольствием закурил сигару и сказал:
— Давайте, профессор, приведем наши соображения в порядок. Итак, парень хочет использовать а-це-тат натрия — видите, я уже говорю как профессионал, но ему это не удается. Он берет не ту банку с полки. Вот так…
Доуни взял банку с цианистым натрием с полки и осторожно повертел ее.
— Он взял эту банку, а потом что он сделал? Отсыпал немного?
— Он должен был взять немного химиката шпателем, маленькой металлической лопаткой, и взвесить в миниатюрном сосуде.
— Ну хорошо. Он что-то делает, — Доуни поставил банку с реагентом около шкафа, — и на этом дело кончается?
— Очевидно, так.
— Все совпадает с тем, что вы увидели, когда вошли в лабораторию Вы не заметили ничего необычного?
Брэйду показалось, что глаза детектива как-то особенно блеснули, но он отнес это за счет обострившегося воображения. Он отрицательно покачал головой:
— Нет. А вы?
Детектив пожал плечами, провел указательным пальцем по своим редеющим волосам и глубокомысленно произнес:
— Несчастные случаи происходят всюду…
Он закрыл свою маленькую записную книжку и положил во внутренний карман пиджака.
— Мы можем всегда найти вас здесь, профессор, если нам понадобится что-нибудь уточнить?
— Конечно.
— Ну тогда все. И разрешите мне, профессор, как постороннему, все же посоветовать вам держать цианид всегда запертым.
— Я буду иметь это в виду, — дипломатично ответил Брэйд. — Да, кстати! У Ральфа был ключ от лаборатории. Не могли бы вы вернуть его, если он вам не нужен для каких-либо особых целей?
— Конечно. Будьте осторожны, профессор! Внимательно читайте наклейки на всех этих банках, не путайте их!
— Постараюсь, — сказал Брэйд.
И Брэйд снова остался один в лаборатории, Он подумал о своей жене. Дорис, конечно, волнуется. Она ожидала его рано, так как Кэп Энсон должен был прийти в пять часов.
Господи, с беспокойством подумал Брэйд, Энсон обязательно воспримет это как тяжкое оскорбление. Но ведь ничего же нельзя было сделать!
Брэйд взглянул на часы. Почти семь, а ему еще надо побыть здесь. Он опустил пыльные жалюзи и включил лампы дневного света на потолке. Вечерние занятия еще не начались, и в здании никого не было. Толпа любопытных, собравшаяся тотчас после прибытия полиции, разошлась.
Это было кстати. Брэйду необходимо было остаться одному. Ему еще нужно было кое-что проверить, быстро и в полном одиночестве.
ГЛАВА 2
Брэйд вел машину сам. Дорога домой показалась ему сегодня особенно долгой. Непривычная темнота
«Столь же нереальный, как и вся моя жизнь», — подумал Брэйд.
Его жизнь — это всего лишь долго длящийся побег от действительности, и ничего более. Четыре года в университете, годы, когда страна с трудом выходила из кризиса. Изредка какая-нибудь стипендия или субсидия. В то время правительственная помощь сильно отдавала благотворительностью. Это теперь студенты, по крайней мере физики, нуждающиеся в средствах, могут пользоваться различными фондами и не испытывать при этом чувства унижения. Они даже могут презрительно относиться ко всему этому и переходить от одного профессора к другому, не скрывая, сколько хотят получать за работу.
Потом, после четырех лет, несмотря на похвальную напутственную речь и благословение ректора, Брэйд не «вступил в жизнь», а просто сменил университет, сменил место укрытия.
Он поднимался по ступеням. Степень магистра, степень доктора, полученные под руководством Кэпа Энсона. Должность внештатного преподавателя, затем внештатного старшего преподавателя. Но все это не было «жизнью».
Он управлял машиной со слепым автоматизмом человека, который так долго занимался этим делом, что казалось, сама машина знает путь домой.
Университет был частью его существования, как иногда стоячая вода — часть ручья. В основном потоке находились студенты. Вливаясь в него из отдельных ручьев и речушек своего детства, они следовали дальше и вместе со всем потоком проникали в ту землю, которую Брэйд так никогда и не исследовал. А Брэйд навсегда оставался позади, в академическом застое.
С течением времени студенты становились все моложе. В первые годы его преподавания студенты были почти одного с ним возраста, и он неловко чувствовал себя на столь почетном посту. Теперь же (сколько же лет прошло? Господи, уже семнадцать!) ему не приходилось заботиться о поддержании своего достоинства: студенты видели и морщины на его лице и вздутые вены на руках. Они называли Брэйда профессором и держались почтительно. Так и должно было быть с тем, кто старел в мире вечной юности.
Но и в застойной академической среде были свои непреложные ценности.
Брэйд стоял перед некоей роковой чертой и не мог перейти ее. Черта эта отделяла пост, который он занимал вот уже одиннадцать лет, от следующего, более высокого, в котором ему отказывали по крайней мере последние три года. На ней ему виделись магические слова: «УТВЕРЖДЕНИЕ НА ПОСТОЯННУЮ ДОЛЖНОСТЬ» и «УВЕРЕННОСТЬ В БУДУЩЕМ».
По эту сторону черты он был внештатным профессором и мог быть уволен по любой причине или вовсе без нее. Будь он по другую сторону черты, его могли бы уволить только по каким-либо весьма серьезным причинам, а их было весьма и весьма немного. Тогда он бы утвердился в жизни. И вот теперь, из-за того, что случилось с одним из его аспирантов, эта черта снова отодвинулась от него за пределы реальности.