Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой.
Шрифт:
Амалия Карловна открыла форточку и бросила ему записочку. Через полчаса Амалия Карловна выглянула в окно удостовериться, идет ли дождь. Дождь шел, и под дождем все там же стоял Николай, прижимая к груди драгоценную записку.
Глава 10. ДОПРОС
Дома Сергей получил записку: следователь Тарасов просил явиться незамедлительно.
— С этим я, пожалуй, повременю. Важнее встретиться с Олей. После того, как я не явился на назначенное свидание, она Бог весть, что обо мне подумает.
Постояв
Что-то дрогнуло и исчезло в ее лице, принявшем вдруг холодное и даже надменное выражение.
— Ох, чувствую, достанется мне сейчас на орехи! — с тревогой подумал Сергей.
Ольга церемонно поклонилась ему и прошла мимо, не останавливаясь. Знал бы Сергей, что творилось в душе у бедной девушки! Она считала, что безвозвратно потеряла его — и вдруг о, чудо! Он снова здесь, значит не все потеряно, значит все возможно!
Сергей, видя, что Ольга уходит, бросился ей наперерез и, обратившись к ее спутнику, попросил разрешения сказать его даме пару слов наедине. Тот пожал плечами, обронив:
— Надеюсь, Вы не будете слишком назойливы, — и отошел в сторону.
— Оля, ты не должна на меня сердиться. У меня большое горе: Катя была смертельно больна. Только сегодня смертельная опасность миновала, и я сразу помчался к тебе.
— А я и не сержусь. Мне все равно. Впрочем, рада, что Екатерина Дмитриевна поправляется. Передай ей мой привет, — сказала она и двинулась к ожидавшему ее брюнету.
— Оля! — не унимался он. — Я приглашаю тебя на очень значительное событие в художественной среде. Я получил приглашение на двух персон посетить вернисаж, где будут выставлены картины Серова, Петрова-Водкина, Бродского и многих других современных художников. Но главное — будет выставлено неоконченное полотно Крамского «Хохот», а также несколько последних, ранее не экспонировавшихся работ Врубеля. Ожидается много гостей из Москвы — журналистов, художников, дипломатов. Это событие нельзя пропустить. Я буду ждать тебя завтра в двенадцать часов у ворот курдонера Михайловского дворца.
— Едва ли мне удастся выкроить время. Впрочем, может быть что-нибудь и получится, но особенно не рассчитывай, — и, махнув ему рукой, она поспешила догнать своего спутника.
Сергей с утра ничего не ел, и пустой желудок настойчиво напоминал о себе. Однако он рассчитал, что, занявшись трапезой, не успеет на встречу со следователем. А откладывать ее на завтра было невозможно, — следующий день был расписан по минутам: с утра — больница, с двенадцати до трёх — вернисаж, затем — мастерская Эрмитажа, а дальше надо вплотную заняться ремонтом квартиры.
Решив отложить еду до ужина, Сергей отправился к следователю. Платон Прокофьевич, грузный, усталый, с насмешливо прищуренными глазами, сидел, развалясь в потрепанном кресле и перебирал аккуратно разложенные стопки бумаг короткими толстыми пальцами.
— Присаживайтесь,
Сергей подробно рассказал о задании, полученном от Бенуа.
— Вы впервые увидели драгоценность в монастыре?
— Увидел в натуре впервые в монастыре, но до этого видел на портрете младшей княжны Запрудской работы художника Танеева.
— Как попала реликвия дома Запрудских на оклад чудотворной иконы Десятинного монастыря?
— Я доподлинно не знаю, но со слов игуменьи мне стало известно, что реликвию передала монастырю одна из монахинь в обмен на разрешение остаться насельницей в монастыре.
— Вы можете назвать имя этой монахини?
— Нет, не знаю, — схитрил Сергей.
— Знаете Вы все отлично, ну да ладно. Расскажите-ка подробно, как состоялась Ваша первая встреча с иконой?
— Икону в окладе по требованию игуменьи принесли из ризницы.
— Увидев реликвию, вы не заподозрили подделки?
— Во-первых, помещение было очень плохо освещено, и заметить подделку в неверном свете свечей было невозможно. Но главное — я так был ошарашен, увидя знакомый предмет в столь неожиданном месте, что ни на чем другом сосредоточить свои мысли не мог. А затем, когда я немного пришел в себя, я углубился в изучение иконы, которую мне предстояло реставрировать, а она находилась в плачевном состоянии. Так что мне было не до оклада.
— Вы работали с иконой в окладе?
— Нет, конечно. Он мне мешал, и я попросил убрать его.
— Кто и как снимал оклад?
— Оклад снимал я. Икону принесли в оборудованную для меня мастерскую.
— Вы снимали оклад в присутствии свидетелей?
— Нет, я снимал один, затем я завернул оклад в холст и тщательно перевязал веревкой крест-накрест, несколькими узлами. После этого я позвал старицу, и она унесла пакет.
— Кто монтировал оклад после реставрации иконы?
— Я монтировал.
— Вы не заметили — Ваша упаковка не была нарушена?
— Я не обратил на это особого внимания, но думаю, что если бы было что-то не так, я бы заметил.
— Когда Вы распаковывали оклад и монтировали его, кто-нибудь присутствовал при этом?
— Нет, я был один. А к чему Вы клоните?
— Ни к чему. Я просто скрупулезно восстанавливаю цепь событий. Мне известно, что Вы на время покидали монастырь. Как долго и с какой целью? С кем Вы встречались во время этой отлучки?
— Я уезжал на десять дней. Дело в том, что в иконе был поврежден не только красочный слой и грунтовка, но была разрушена и часть доски. С такой работой мне не приходилось сталкиваться, и мне потребовалась консультация моего учителя Ивана Илларионовича Куницына. Я был у него в Петрограде.