Посты сменяются на рассвете
Шрифт:
— Маэстро! Он здесь!
— А, проклятие!.. — Конрад выхватил пистолет и повернулся к Хуанито.
— Ребенка! — Бланка заслонила мальчугана.
— А-а, святая Мария! — Конрад выстрелил в девушку.
Она упала. Он выстрелил вслед исчезнувшему в темноте Хуанито. За стеной дома послышались крики. Он бросился к окну. Выпрыгнул. Стреляя наугад, побежал. Его преследовали голоса:
— Держи! Держи! Уйдет!..
Щелкали выстрелы.
13
Предводительствуемые Росарио, Лаптев и его команда ехали в провинцию Пинар-дель-Рио.
Как ни удивительно, но вчера, пусть и к позднему вечеру, вся программа экскурсии,
Морячки Андрея Петровича не столько любовались архитектурными и инженерными новациями, сколько глазели на юных кубинок, танцующей походкой проплывавших по тротуарам. Было на что поглазеть: в открытых и затянутых до невозможности одеяниях, будь то униформы милисианос, бригадисток или пестрые платья, белые, красные, голубые брючки, они не скупились на улыбки в желании продемонстрировать все свои прелести. Темно- и светловолосые, бело- и темнокожие, негритянки, мулатки, метиски, креолки, с чертами европейскими, азиатскими, африканскими, они представали как олицетворенная красота женщин всего мира. Нигде в других странах Лаптеву не довелось видеть ничего подобного. Теперь он и сам краем глаза любовался кубинками.
Лена, уловив всеобщий интерес, как заправский гид, прокомментировала: когда Колумб причалил к Большим Антилам, здесь на островах жили одни лишь индейцы, В то время их было больше миллиона, только на Кубе обитали двести тысяч. Перед тем как поднять якоря и отправиться в обратный путь, дон Христофор записал в дневнике, что он «нашел то, что искал», — не золото, не жемчуга, а рабов. Через два года сюда нагрянула из Испании целая флотилия. Конкистадоры согнали на берег местных жителей, отобрали самых сильных и статных и заточили в трюмы каравелл. И так — год за годом. А потом на смену истребленным туземцам начали завозить из Африки негров, и за три столетия переправили на Кубу миллион невольников; потом заманили сюда тысячи китайских кули; а за последние два столетия судьба забрасывала на остров французов и итальянцев, немцев и евреев, поляков и американцев — волнами бурь, сотрясавших континенты, отголосками революций, контрреволюций, мятежей, войн. И среди населения Кубы все больше становилось мулатов и метисов, даже выходцы из Испании — креолы отличаются теперь от своих предков. Сложилась кубинская нация, этническими корнями связанная с четырьмя континентами земли. Известный ученый Антонио Нуньес Хименес написал так — Лена процитировала на память:
— «Каждая национальность привезла из-за моря свои обычаи, культуру и предметы обихода. Каждая из них внесла свой особый вклад в процесс формирования всего того, что называется теперь кубинским... Смешение испанцев и индейцев с африканцами, их детей с мулатами и китайцами, а позднее смешение всех этих групп стало противоядием от расовой ненависти. Связи, созданные человеческой любовью, оказались сильнее искусственных барьеров между людьми разных рас».
А от коренных жителей сохранились лишь форма жилищ крестьян, названия рек, гор, селений, растений и животных да тысячи
— «Мамбисас», — сказал всеведущий комсорг Жора.
— Правильно. Это слово было боевым кличем индейцев.
Когда они шествовали по авениде Пинта, она процитировала апостола кубинской революции Хосе Марти:
— «Самым счастливым будет тот народ, который лучше всех обучит своих детей...» Когда первого января пятьдесят девятого года бородачи Фиделя вступили в Гавану и жители просили у повстанцев автографы на память, многие разводили руками: они не умели писать.
— А нынешний лозунг Кубы: «Чтобы быть свободными, надо быть образованными!» — вставила Хозефа и повела плечом с голубым треугольником бригадистки, подшитым к погончику.
Лаптев, выбрав момент, когда Лена отъединилась от группы, спросил ее:
— Ты счастлива?
Она удивилась:
— На такой вопрос можно ответить лишь в двадцать. — Задумалась. — Не так это просто — оторвать себя от всего... И столько повседневных проблем. И быт, как говорится, заедает...
Он подумал: т а Лена не сказала бы ни одного этого слова.
Она спохватилась:
— У меня крепкая семья, интересная работа. А дочь! — горделиво посмотрела на Хозефу. — Мы дружим.
«Не та Лена... Другая. Деловита. Погружена в заботы семьи. Раздобрела... Что-то приобрела, наверное. Но уже не представить ее с голубой лентой в пшеничных волосах... — Оборвал себя. — Почему я так требователен к ней? Тоже мне, юноша! Поглядел бы на себя со стороны, пенсионер...»
Экскурсия по Гаване была вчера. На сегодня Лена оказалась занятой — операции в больнице. Поэтому опеку над Андреем Петровичем и его командой взял Росарио.
Не полагаясь на его пунктуальность — испанцы не знают цены времени, — Лаптев с утра пораньше поехал к Эрерро на службу.
В противоположность вчерашнему было ветрено. С Атлантики порывами налетал влажный солоноватый бриз. Насколько хватало глаз, от самого горизонта, он трепал море, разбивал волны о Малекон, выметал улицы, рвал голоса дикторов в репродукторах. Растрепанная и гулкая, Гавана под этим ветром была похожа на мучачу — озорную девчонку с огромными глазами.
На площади Революции, у вонзающегося в небо пятигранного обелиска — памятника Хосе Марти, вдоль которого тянулись каменные трибуны, радисты опробовали микрофоны. По площади гулко разносилось:
— !Uno! !Dos! !Tres!.. !Uno! !Dos! !Tres!.. [19]
Лаптев понял: идут приготовления к митингу.
На краю площади, напротив обелиска, возвышался тысячеоконный квадратный небоскреб. По фасаду его были натянуты портреты Карла Маркса и Ленина. Не так давно в небоскребе располагались министерства Батисты. Сейчас у стеклянного вестибюля сидели на стульчиках девушки-милисианос с самозарядными винтовками на коленях. Лифт вознес Андрея Петровича на восемнадцатый этаж. Ветер и здесь гулко хлопал дверьми, сотрясая дом. В кабинете Росарио были полированные столы, кресла, обтянутые мерцающей зеленой кожей, белые телефоны и неработающий эр-кондишн. А над столом его красовалась табличка: «Говори короче — мы отстали на 58 лет!» Вот уж что не свойственно кубинцам, как и всем латиноамериканцам, — так это говорить коротко. Лаптева озадачила и Цифра:
19
Один! Два! Три!.. (исп.)