Посвисти для нас
Шрифт:
— В общих чертах.
— Я так и думала, — печально опустила голову Ёсико. — Я и во сне не могла представить, что… у Курихары-сан есть другая женщина.
— Она уехала в Тохоку. Курихара-сан отправил ее туда, чтобы жениться на вас, — спокойно проговорил Эйити, пытаясь по выражению лица Ёсико понять, какое впечатление произвели на нее его слова.
— Мне жаль ее…
— Мне тоже. Но этот случай показывает, как сильно Курихара-сан хотел на вас жениться.
— Я не собираюсь выходить замуж, принося в жертву
— Давайте больше не будем об этом. Выпейте еще сакэ. Оно здесь для того, чтобы вы на четыре часа стали другим человеком.
Неторопливое солнце все-таки скрылось за крышами зданий. На них загорелись огни, проезжавшие внизу автомобили включали фары.
Они вышли из «Тэйкоку», и Эйити пригласил Ёсико в кино.
Он знал, что тащить девушку в кино — дурной тон, но ему хотелось побыть с Ёсико в темноте наедине.
В кинотеатре шла любовная история про замужнюю женщину и врача средних лет, которые тайком встречались каждую субботу на маленькой железнодорожной станции в пригороде Лондона.
Фильм был старый, и Эйити предложил пойти на другой сеанс. Однако Ёсико захотела посмотреть именно эту картину. Зал был полупустой.
— Что он сказал? — прошептал Эйити на ухо Ёсико, слегка прижимаясь к ее плечу. Девушка не отодвинулась, и он так и остался сидеть.
Когда героям фильма пришло время расставаться, Эйити услышал, как Ёсико тихонько шмыгает носом. Не иначе вспомнила, как было с Курихарой, подумал он и стал краем глаза наблюдать за ее реакцией.
Девушка вынула из сумочки носовой платочек и промокнула нос.
— Что-то не так? — спросил он.
— Нет, ничего.
— Что-то вспомнили и тяжело стало?
Ёсико не ответила. Эйити, утешая ее, сказал:
— Будьте мужественны.
С этими словами он, еле касаясь, накрыл ладонью ее руку. Кто-то мог бы истолковать этот жест как попытку человека старшего утешить расплакавшуюся девушку. Но рука Эйити так и осталась на руке Ёсико.
«Надежда есть…»
Если бы он ей не нравился, она должна была убрать руку. Но она этого не сделала, следовательно, она думает, что не такой уж я плохой, раскидывал умом Эйити.
Фильм закончился, в зале зажегся свет, а на глазах Ёсико еще блестели слезы.
— Извините, что повел вас на такой фильм, — извинился Эйити. Хотя в душе он понимал, что незапланированный поход в кино оказался для него выгодным.
— Пойдемте. Вы, верно, проголодались.
Когда они вышли на улицу, он сказал:
— Я допустил врачебную ошибку, пригласив на картину, заставившую вас плакать.
— Нет, что вы…
— Но ведь я вытащил вас из дома, чтобы как-то развлечь… А этот фильм дал совершенно противоположный эффект.
— Но это же я захотела… Извините.
— Я… — И Эйити пустил в ход одну из заготовленных накануне фраз. — Я хочу залечить раны на вашем сердце.
— Ну
— Но я этого хочу. Позвольте мне.
После кино и ужина Эйити проводил Ёсико до дома.
— Может, зайдете на минутку? — предложила Ёсико, выходя из такси.
— Нет, спасибо. Если ваш отец узнает, что я вытащил вас на свидание, ничего ему не сказав… — Эйити с улыбкой покачал головой. — Мне завтра в больнице достанется. Пожалуйста, не рассказывайте ему про сегодняшний вечер.
— Папа не такой человек. Но если у вас работа?..
— Есть немного. Извините, я пойду. Мы еще увидимся? — спросил Эйити, глядя девушке прямо в глаза. По сути, он спрашивал, как она к нему относится. — Значит, увидимся?
— Да, — кивнула Ёсико, беря протянутую руку Эйити.
«Все идет как надо».
Проводив глазами входившую в ворота дома Ёсико, Эйити сел в такси. Душа его пела. Он еще чувствовал прикосновение ее руки. Пусть он пока не завоевал ее, но этим вечером ему удалось построить прочный плацдарм для дальнейшего продвижения вперед. Теперь оставалось лишь давить. Давить, давить и давить.
— Куда едем? — спросил таксист.
Эйити уже хотел сказать: «Вокзал Синдзюку», но решил, что тратить лишние деньги на такси, когда рядом нет Ёсико, неразумно.
— К ближайшей станции метро.
«Интересно, расскажет она отцу о сегодняшнем вечере? — Держась за кожаную петлю в вагоне метро, он с легким беспокойством задавал себе этот вопрос. — Вряд ли она скажет что-то, что может его рассердить. Ничего неподобающего я не делал… Нет причин мне разнос устраивать».
Эйити добрался до дома в начале одиннадцатого. Заглянув, как обычно, в гостиную, поздоровался с отцом, который сидел один и выписывал иероглифы, и направился умываться.
— Можно тебя? — окликнул его отец.
— Что?
— Присядь, — приказал он сыну. Лицо его, против обыкновения, было сурово. — Ты был сегодня на похоронах?
— На похоронах? Чьих?
— Айко Нагаямы. Твоей бывшей пациентки…
Эйити невольно скривился:
— Врач не может ходить на похороны каждого пациента.
— А я… там был, — проговорил Одзу тихо. — Думал, ты придешь, но ты не пришел. От больницы был кто-нибудь?
— Хм! Сомневаюсь. Однако… ты чудак, отец. Ходить на такие похороны…
— Ты вправду так считаешь? Но ведь… на тебе же лежит ответственность… за ее смерть.
— На мне? Ты шутишь?..
Одзу разгневанно посмотрел на сына. Никогда прежде он не был так зол на него, как в этот момент.
— Только не говори, что ты ни при чем! Я в медицине ничего не понимаю, но в газете…
— Ах, в газете? Вот оно что! Все это чепуха. Она умерла вовсе не от нового препарата.
— Если виноват не препарат, то кто или что?
— Сколько раз можно повторять? У нее был рак в последней стадии!