Посвисти для нас
Шрифт:
— Зачем?
— Его пациентка… эта… Нагаяма-сан в критическом состоянии.
Одзу вскочил с места. И тут же сел обратно, поняв, что сделал слишком резкое движение.
— Она… в критическом состоянии? Эйити так сказал?
— Да.
Он молча продолжил ужин. По телевизору, который, придя домой, включила Юми, началась какая-то викторина.
«Когда в Токио лето, какое время года в Мельбурне? Весна? Лето? Осень? Зима?»
Нобуко посмотрела на мрачное лицо мужа:
— Тебе надо в больницу. Иди.
Одзу отложил палочки и кивнул.
Молча поднялся из-за
— Возьми бумажник.
— Ага.
Супруги впервые обменялись словами.
— Ты, наверное, будешь поздно?
— Наверное. — Кивнув, Одзу посмотрел на Нобуко. — Извини, — тихо проговорил он.
Одзу не посвящал жену в подробности своих отношений с Айко. Но сейчас, глядя на Нобуко, он чувствовал себя спокойно: она бы все поняла, если бы он рассказал ей их историю.
Нобуко проводила его до двери. Шагая к главной улице квартала, Одзу посмотрел на небо. Там мерцали одна, две, три звезды. Для Токио — редкость. Он остановился и долго не сводил глаз с неба. Мира, где живет Хирамэ. Не один Хирамэ, а все умершие. Одзу живо ощущал, как вот сейчас Айко покидает землю и устремляется к этому миру. Короткая жизнь Хирамэ. Жизнь Айко. И его жизнь, соприкасающаяся с их жизнями.
Одзу поймал такси, доехал до больницы. Ее главный корпус напоминал корабль, плывущий в ночном море. В темном, погруженном в тишину здании тускло светились несколько окон. Он шел по длинному прохладному коридору, прислушиваясь к звуку собственных шагов. Душа, как ни странно, была спокойна. Известие о том, что Айко умирает, поселило в его сердце больше смирение, чем печаль. Быстрее всех в мир теней отправился Хирамэ, за ним следует Айко, и рано или поздно ему это тоже суждено. Вот какие мысли наполняли душу Одзу, когда он нажимал кнопку лифта.
В отделении было безлюдно. В этот поздний час свет во всех палатах не горел, все спали. Единственный источник освещения — тусклые лампы в коридоре. И только из комнаты медсестер лился яркий свет.
— Извините. — Одзу заглянул в комнату.
Сидевшая за столом молодая сестра удивленно посмотрела на него.
— Я слышал, что Нагаяме-сан стало хуже.
— Вы родственник?
— Нет, знакомый…
Сестра встала со стула и с сочувствием пробормотала:
— Нагаяма-сан… умерла. Примерно час назад…
Одзу с растерянным видом застыл в дверях.
— Умерла?
— Да. И доктора, и я… мы делали все возможное, но…
— Умерла… и…
— Ее тело в морге. Там две ее подруги… Вы хотите туда спуститься?
Одзу кивнул. Сестра объяснила ему, как попасть в морг.
— Там сидит охранник… Скажите ему, что вы знакомый Нагаямы-сан.
Одзу поблагодарил сестру и спросил:
— Нагаяма-сан… она сильно мучалась?
— Нет. Она довольно долго была в коме. Думаю, она не чувствовала боли.
Следуя объяснениям сестры, Одзу спустился на первый этаж пустого больничного корпуса и вышел во внутренний двор.
Темно, хоть глаз коли. Здание больницы возвышалось перед ним как стена. В большинстве окон свет был погашен. Работа не замирала только
Миновав внутренний двор, Одзу подошел к прятавшемуся за деревьями квадратному зданию из бетонных блоков. В нем и располагался морг.
В маленькой клетушке у входа сидел охранник и читал книгу.
— Я знакомый… Нагаямы-сан, — сказал Одзу охраннику.
Тот оглядел посетителя и через крошечное окошко просунул деревянный номерок.
— По лестнице вверх и налево. Номерок потом не забудьте вернуть.
Одзу поднялся по пахнувшим цементом ступенькам. Свет струился из освещенной лампами комнаты, где на стульчиках сидели две женщины. У гроба из некрашеного дерева стояли зажженные свечи. Курились ароматические поминальные палочки, их дым в тишине поднимался к потолку.
Одзу поклонился женщинам, сложил перед гробом руки ладонями вместе и зажег поминальную палочку.
«Айко! Это я. Одзу, — прошептал он про себя. — Вот мы опять встретились. Последний раз виделись больше двадцати лет назад, я тогда и подумать не мог, что следующая встреча будет в таком месте…»
Перед его глазами встала одетая в шаровары Айко, медленно поднимавшаяся по каменным ступеням храма Дзёсёко в Сюдзане. Ему тогда было двадцать четыре года, Айко — двадцать три.
В морге не было никакой внутренней отделки. Только голые бетонные стены, на которые пламя свечей отбрасывало похожие на пятна тени. Одзу присел рядом с двумя женщинами, видимо, подругами Айко.
Он закрыл глаза, и перед ним одна за другой стали разворачиваться картины давно минувших дней. Айко в форменной матроске едет в электричке. Она замечает, как Одзу и Хирамэ крадутся за ней по дорожке вдоль Асиягавы, и уходит от них, задрав нос. Айко в купальнике плескается в воде с подружками на пляже в Асия. Всего час назад ее жизнь, сплетенная из таких сцен, подошла к концу.
— Простите… — услышал Одзу и открыл глаза.
— Вы еще здесь побудете?
Это была одна из подруг Айко. Судя по виду, лет ей было прилично, но Одзу показалось, что когда-то он уже видел это лицо.
— Да, конечно.
— Мы хотим обзвонить людей, сообщить, что Айко умерла. Вернемся через полчасика… Это будет очень любезно с вашей стороны.
Когда Одзу встал со стула, женщина удивленно посмотрела на него:
— Извините… вы, случайно, не учились в школе Нада?
— Учился.
— Вы меня не помните? Мы с Айко всегда ездили на электричке в гимназию из Асия. Меня зовут Накамура.
Одзу мигнул и затряс головой. Перед глазами встало рыбье лицо Хирамэ.
Женщины вышли. Одзу положил руки на колени и стал смотреть на дымок, поднимавшийся от ароматических палочек, затем перевел взгляд на колеблющееся пламя свечей. Палочки и свечи — единственное, что символизировало здесь траур по Айко.