Посвисти для нас
Шрифт:
— Собственно, я интересовался новым лекарством против рака, которым вы лечите пациентку по фамилии Нагаяма, — заявил Югэ, глядя Эйити прямо в глаза. — Как я слышал, вы первые используете это лекарство для лечения больных.
Глянув мельком на Курихару, Эйити ответил:
— Да, это так.
— Насколько я понимаю, лекарство производит компания, владельцем которой является отец Курихары-сан?
— Да.
— И пациентка знала заранее, что вы будете использовать это лекарство?
— Прошу прощения, — сказал Эйити, —
— Нет. Я собираюсь встретиться с ним позже.
— Ага! Понимаете, речь идет о новом препарате, поэтому без разрешения завотделением мы, рядовые сотрудники, ничего сказать не можем…
Эйити быстро прикинул, что надо прикинуться мелкой сошкой, которая в отделении ни за что не отвечает.
— Однако, — настаивал репортер, — вы вместе с Курихарой-сан считаетесь лечащими врачами Айко Нагаямы?
— Это так.
— Я слышал, что состояние Нагаямы-сан ухудшилось от этого лекарства.
— Что?! — Эйити решил разыграть невинность. — Из-за лекарства?! Кто вам такое сказал?!
— Я не могу раскрывать источников информации. — Репортер помолчал. — Хорошо. Я попробую поговорить с завотделением Утидой. Если он даст разрешение, вы объясните мне, как обстоит дело?
— Да, конечно, — кивнул Курихара. — Я хочу, чтобы вы поняли одну вещь. Мы использовали новый препарат, полагая, что он поможет лечению пациентки. Здесь должна быть полная ясность.
— Значит, вы хотите сказать, что надеетесь на выздоровление Нагаямы-сан?
— Да.
Репортер посмотрел на него с удивлением:
— Тогда это совсем другое дело. По нашей информации, Нагаяма-сан находится в безнадежном состоянии, и на безнадежной пациентке испытывают новое лекарство…
С этими словами репортер поднялся, засовывая блокнот в карман.
— Извините, что побеспокоил так поздно. Работа такая: приходится задавать неудобные вопросы. Прошу прощения. Надеюсь, Нагаяма-сан скоро поправится.
И он поклонился.
Курихара проводил репортера до автоматических дверей и вернулся в вестибюль. Лицо его было угрюмым.
— Кто мог разболтать об этом газетчикам? Как ты думаешь?
— Понятия не имею, — тряхнул головой Эйити. — Что мы теперь делать будем? Думаю, не надо было ему говорить, что она поправится…
— А что еще я мог ему сказать? — огрызнулся Курихара и принялся нервно обкусывать ногти.
Эйити встал.
— Наверное, надо шефу позвонить?
— Да.
Эйити подошел к висевшему в углу красному телефону-автомату и снял трубку. И в этот момент ему пришла в голову мысль: а может, это какая-нибудь медсестра раззвонила обо всем журналистам?
— Минутку, пожалуйста, — услышал он голос жены шефа и протянул трубку Курихаре.
— У нас неприятности.
С мрачным выражением на лице и опущенной головой Курихара схватил трубку телефона. Он был крупный парень, но в критической ситуации весь его мелкий, малодушный характер выражался
В вестибюле было сумрачно и безлюдно. Эйити курил, дожидаясь, пока Курихара закончит разговор.
«Если вся эта история просочится в газеты, — думал он, — это будет удар прежде всего по компании отца Курихары и еще по профессору Ии. А я рядовой сотрудник и ни за что не отвечаю. Всегда могу оправдаться тем, что выполнял распоряжения начальства. Так и надо действовать.
Но если от этого препарата действительно нет толку, значит, не с чем будет выступать на научной конференции?
Это, конечно, досадно. Ведь Эйити каждый день представлял, как он выступает с докладом о новом препарате перед светилами медицинской науки, занявшими все ряды большой многоярусной аудитории.
В то же самое время, когда Эйити и Курихара держали совет в полутемном вестибюле, на платформе вокзала Уэно ждали отправления ночного поезда в Тохоку.
— Вот, возьми. Поужинаешь. — Кэйко Имаи передала медсестре Симаде купленную на вокзале коробку с ужином и чай. — Что-то Тахара-сэнсэй задерживается, — пробормотала она. Часы на платформе показывали, что до отправления поезда оставалось три минуты. — Напишешь мне, когда приедешь?
— Да, — кивнула обычно немногословная Симада.
— Забудь обо всем и работай спокойно. — Кэйко посмотрела на часы. — Сможешь забыть, что было в Токио?
В этот момент в конце платформы показалась неказистая фигура Тахары с сумкой в руке. С его лба падали капли пота. Видно, он преодолевал подъем по лестнице бегом.
— Ой, чуть не опоздал! Извините, извините! — проговорил он, задыхаясь.
— Сэнсэй, приглядывайте там за Симадой-сан.
Тахара крянул в знак согласия и добавил:
— Когда рядом сестра, которой можно все доверить, все чувствуют себя уверенно — и доктора, и пациенты.
— Она вас не подведет.
Прозвенел звонок к отправлению. Тахара, пропустив вперед Симаду, поднялся в вагон.
— Передавай всем привет.
— Кому «всем»?
— Нашей команде в отделении, конечно.
Поезд медленно тронулся. Кэйко прошла несколько шагов, махая рукой и улыбаясь Симаде, которая стояла в тамбуре и печально смотрела на нее. Скоро ее грустное лицо и фигура доктора Тахары скрылись из виду.
— С Токио на какое-то время придется расстаться, — сказал Тахара медсестре, провожавшей взглядом проплывающие мимо огни Уэно. — Я, когда уехал, тоже чувствовал себя одиноко. Было очень больно. Пал духом, руки опускались. Но когда ты приедешь на место, все увидешь и поймешь. Так же, как и я. Увидишь людей, действительно нуждающихся во врачах и медсестрах.
— М-м.
Неоновые огни исчезали один за другим. Высокая рекламная башня, неоновая вывеска кабаре, световая газета. Поезд набирал ход, напоминая целлофановую ленту, вылезающую из коробки со сладостями.