Потанцуй со мной
Шрифт:
Об отдельном кабинете, где бы я мог пообщаться с подзащитным, я даже не смею мечтать. Поэтому, когда меня пропускают в камеру, первым делом я осматриваю пацана, лежащего на скамейке, поджав ноги к груди, чтобы вовремя заметить и запротоколировать процессуальные ошибки при задержании и досмотре на предмет применения физического давления.
Пацана трясет и ломает так, что слышен стук бьющихся о металлическую шконку зубов.
Отходняк — это то, чего боятся наркоманы.
Ни слезы матерей, ни физическая боль, ни закон, ни
— Матвей Павлович, — дергаю за рукав грязной куртки. Сука, Павлович! Сосунок, блть, еще ничего в этот мир не принес, кроме кучи дерьма, а уже Павлович! Чертова субординация между защитой и клиентом, который тебе платит.
Пацан бессвязно мычит и обхватывает голову руками.
Херово тебе, знаю.
Так тебя никто наркоту жрать не заставлял.
Прошу двух крепких ребят поднять пацана, потому что сам он этого сделать не в состоянии.
Его сажают, облокачивая к стене.
Здесь нет стульев и ничего такого, куда бы я мог присесть, поэтому возвышаюсь над парнем, решая вести предстоящую беседу только так.
— Матвей Павлович, я — Константин Николаевич, ваш адвокат, — представляюсь. Ведь этого требует законодательство, хотя ему сейчас похрену, даже если бы я представился Крокодилом Геной.
— Мммне хххолодддно, — стучит зубами малой и поднимает лицо.
Заблёванная куртка, разбитый нос и кривая разукрашенная морда — не повод, чтобы я его не узнал.
Чертов выкрашенный Бременский музыкант с Арбата, получивший пиздюлей в тот самый последний раз, когда я его видел.
Если это розыгрыш и сейчас из-под шконки вылезет мент с камерой и выкрикнет: «Улыбайтесь, вас снимает скрытая камера», я не удивлюсь и даже, возможно, посмеюсь вместе со всеми.
Калейдоскоп последних дней не впечатляет, потому что, когда я смотрю на выкрашенного, я эквивалентно провожу параллель с одной сиреневолосой мерзавкой, опрокинувшей меня вчера вечером.
Я листаю бумаги, под несвязанное бурчание, как оказалось, старого знакомого, и совершенно его не слушаю, потому что мне крайне важно знать, кого второго я защищаю.
Сурикова Юлия Владимировна, 20 лет, студентка Института современного искусства.
Юлия…
«Меня Юля зовут», — так кстати всплывает фраза, которую я упорно хотел игнорировать там, в машине, потому что знать ее имя — заведомо провальная идея. Переходить из разряда случайных незнакомцев в странных знакомых, когда один встревает в дерьмо, а другой его вечно спасает, — это как подняться выше уровнем в нашей чертовой игре про спасателя и его ходячую катастрофу.
В протоколе задержания смотрю на время и охреневаю, понимая, что эта девица, сбежав из машины, потащилась продолжать искать себе проблемы. И нашла. Эта девчонка —
Вчера, выйдя их кафе с двумя бумажными стаканами горячего кофе в руках и крафтовым пакетом в зубах с шоколадными маффинами, я почувствовал себя законченным дебилом.
То, что ее не было в машине, я заметил сразу.
В ближайшую урну полетел кофе и шуршащий пакет.
Я шел к машине и мысленно прикидывал ущерб, нанесенный в случае, если она меня решила обставить.
Но в машине всё оказалось на своих местах и даже рабочий телефон последней модели, который служит средством общения с клиентами, и который я так опрометчиво оставил.
Идеальность салона настораживала, заставляя сомневаться, а была ли она вообще там, в машине со мной, не померещилась ли? И, возможно, я бы списал на усталость или вечерний мираж, но пиджак, брошенный на заднем сидении и пахнущей сыростью и дикой черникой, упрямо вопил, что она здесь была — смутьянка с сиреневыми волосами.
К лучшему. Я решил, что побег ее — повод остановиться, потому что, если бы она не сбежала, я бы не остановился.
Ее слезы и красный припухший отпечаток ладони на ее щеке не смогла скрыть даже темнота салона. Я бы узнал кто, я бы точно узнал где, не уточняя за что, потому как поднять руку на беззащитную слабую женщину может только ублюдок.
Вот конкретно сейчас я смотрю на разбитую рожу своего подзащитного и первый раз в своей практике я хочу, чтобы моего клиента, как следует приложили вот эти крепкие ребята, потому что, сука, чувствую, что это именно он сотворил с ней такое и по чьей вине она сейчас там, в вонючем вшивом изоляторе для всяких мудил.
А в том, что там она — я нисколько не сомневаюсь.
Мне до лампочки, о чем лепечет наркушник, мои ноги самолично несут меня в соседнюю камеру.
Я выбросил эту девчонку из головы еще там, у кофейни вместе с кофе и маффином, но отчего-то снова чувствую себя глицериновой свечкой от запора, спасающей ее костлявую задницу.
Это какой-то низкопробный каламбур, но, твою мать, меня он вставляет.
— Мннне ххолллодно, — снова стонет мудила.
Я бы сказал, что мне похрен, но…
— Подготовлю ходатайство. Завтра выйдешь под подписку, согреешься, — встаю и ухожу.
*ст. 228 (ч.2) и 228.1 (ч.1) УК РФ — хранения и сбыт наркотических веществ.
**Слоник — незаконный метод допроса, при котором на голову подозреваемого надевается противогаз и постепенно прекращается доступ воздуха.
19. Юля
Моя жизнь превратилась в гнилое яблоко, а я в ней тот самый безмозглый червяк — гажу там, где живу.