Потерпевшие претензий не имеют
Шрифт:
Хорошо, что в мире живут люди, которые умеют учить.
Винокуров перевалился в сладкой истоме на правый бок, его туловище было цвета омара. Вообще-то я омара не только не ел, но и не видел, но, судя по книгам, у этого деликатесного океанского таракана на столе должен был быть такой вот изысканно дорогой пунцовый цвет. А в том, что сам Эдуард Николаевич – деликатесно-барственный, я уже нисколько не сомневался. Его можно было показывать за деньги – прекрасный символ преуспеяния и власти над людскими душами.
Он оперся щекой на ладонь, и в этой мускулисто расслабленной позе нежащегося в термах проконсула была приветливая снисходительность
– Борис Васильевич, что же вы сюда, наверх, не поднимаетесь?..
Признаюсь, я сначала оторопел. То, что я легко опознал в бане Винокурова, было довольно естественным – я вдоволь налюбовался фотографиями в кабинете. Но я-то никогда не фотографировался в обществе эстрадных звезд и хоккейных чемпионов! И не очень припоминалось, чтобы мы когда-либо раньше встречались…
Винокуров широко улыбнулся:
– Да не удивляйтесь, Борис Васильевич, мы с вами, к сожалению, раньше действительно не были знакомы. Но мы живем в маленьком городке, а здесь человек спит – молва бежит…
– Ну, не такой уж маленький у нас городок… – заметил я выжидательно.
– А вот в этом вы меня не убедите! – махнул рукой Винокуров и снова лучезарно засмеялся: – Населенный пункт, где меньше миллиона едоков, – не город, а кирпичная деревня…
– У вас непривычная для меня статистика, – сказал я и, завернувшись в раскаленную простыню, сел на ступеньку выше.
– Это естественно, – пожал плечами Винокуров. – У каждого человека, занятого большим делом, свои мерки. Только у лентяев, дураков и демагогов в работе универсальные стандарты, потому что или дела не знают, или знать не хотят…
– Больно круто прихватываете, – решился я возразить. – Мне кажется, что такие стандарты, как трудолюбие, честность, талант, пока еще в любом деле никому не помешали…
Винокуров быстро окунул голову в шайку с ледяной водой и мятой, громко, со вкусом фыркнул, решительно оборвал:
– Это разговор для бедных, это лозунги. Большое дело требует от человека абсолютного знания предмета, решительности разведчика, скрупулезности часовщика и вдохновенной самоотдачи коллекционера. Вот эталонный набор деловых качеств крупного руководителя.
– Понятно, – кивнул я, вытер струями бегущий по лицу пот и подумал, что на скрижалях этого ресторанного пророка охотно расписался бы прокурор Шатохин.
Лично у меня были еще кое-какие соображения насчет свойств и качеств руководителя, но мне выступать с ними было бы довольно странно, ибо во всей обозримой перспективе никто не собирался делать меня даже маленьким начальником. Мoe жизненное амплуа – добросовестный исполнитель. Можно утешить себя соображением, что это тоже важная человеческая функция, что без таких людей все эталонные руководители повисают над землей в некотором отрыве от реальной жизни. Но это утешение выглядит не очень-то убедительно, ибо о нем знаю только я. Приди мне в голову нелепая мысль поделиться подобной идеей с Шатохиным, надумай я сказать ему, что без меня он как без рук и висит, бедняга, между небом и землей руководящей жертвой левитации, Шатохин живот бы надорвал от хохота.
– А у вас, Эдуард Николаевич, большое дело? – спросил я простовато.
– У меня? – коротко задумался он, сбросил ловким прыжком с полки свое тренированное те-ло. – К сожалению, пока среднее… – И обезоруживающе
– А чего бы вы хотели?
Винокуров взял меня под руку:
– Прошу на свежий воздух, вам с непривычки в парной сидеть нельзя… Вон кожа пошла мраморными разводами… Это дело тренировки требует. Сейчас в бассейн, делаем купцы-купцы, и передышка… Плавный отдых с прохладительными напитками…
Мы нырнули с бортика в круглый зеленоводный бассейн, и острое ощущение физического счастья в каждой клеточке возвестило мне о том, какое удивительное благо – ненормированный рабочий день, позволяющий эталонному работнику с решительностью разведчика и вдохновенной самоотдачей коллекционера средь бела дня нырнуть из раскаленно-сладкого ада парилки в райские прохладные струи.
Вылезли из воды, и Винокуров сказал:
– Вы уж мне разрешите, Борис Васильевич, быть вашим проводником на этих девяти кругах блаженства… Сейчас кратковременный отдых…
Кто-то из его «шестерок» распахнул дверь, и мы оказались в помещении, похожем на декорацию оперетты из средневековой жизни: гранитный камин с жарящимся бараном, высокие резные стулья, дубовые панели стен и стол.
Стол! Он показался мне размером с теннисный корт, но вместо бессмысленных линеек поля он был разделен ровными шпалерами бутылок, блюд и приборов. Я такой стол видел только на цветной фотографии в старой книге о вкусной и здоровой пище. Пунцовые мячи помидоров, пупырчатая изумрудность огурцов, лохматая мятая зелень кресс-салата, фиолетовый мрак рейхана, алые и шафранные конусы перцев, вазы пряных корейских солений, хохочущий золотисто-розовый поросенок, треугольные пирожки-самсы, дымящееся блюдо телятины, осетрина под орехами и гранатовыми зернами, поднявшие от восторга лапки копченые куры, холодный нарез мяса всех видов…
Лысоватый розовый человек с приятной улыбкой, будто сам соскочивший со стола, ринулся нам навстречу и взволнованно-радостно доложил:
– Эдуард Николаевич, для вас и вашего гостя стол накрыт…
Винокуров коротко зыркнул на него, будто из дробовика пальнул, а я невинно спросил:
– Так вы, выходит, ждали меня к обеду?
– Радушный хозяин дорогого гостя всегда ждет к обеду, – любезно сообщил Винокуров и добавил: – Вы, Борис Васильевич, забываете о моей профессии – я прирожденный потомственный ресторатор. В ресторане «Замок» мой отец был шеф-поваром, дедушка – буфетчиком, а прадед – половым. Мы все, из поколения в поколение, работаем в ресторане. Мы любим профессию и знаем в ней толк. И настоящий ресторатор всегда смотрит на человека как на своего будущего гостя…
Один из винокуровских добрых молодцев подал нам с хозяином нагретые махровые халаты, я уселся, поджав ноги, на глубокий уютный диван, а Эдуард Николаевич, радушно-гостеприимный, видящий во мне, как во всяком прохожем, будущего гостя, танцующей легкой походкой прошел по залу, включил тычком пальца серебристую коробку магнитофонной «гармошки», и томно звенящий голос какой-то тропической певицы вспугнутой птицей полетел над нами.
Винокуров предложил:
– Прошу за стол, выпьем по рюмке аква-винтэ. – Он засмеялся и показал экспортную водку на винте.