Потеря чести. Трагическая история
Шрифт:
Колычев — отец сидел в своем кабинете на химическом заводе и делал расчет с химиком и управляющим, готовясь открыть при заводе отделение для фабрикации красок, когда ему подали карточку Патмосова.
— Проси! — приказал он сторожу и обратился к своим служащим: — Вы, господа, уж извините меня. Расчет отложим до завтра. Это очень нужный мне господин.
Патмосов уже входил в кабинет с торжественной серьезностью на лице.
Химик и управляющий собрали бумаги и, пожав руку хозяину,
Колычев быстро пошел навстречу Патмосову, с тревогою всматриваясь в его лицо.
— Здравствуйте, уважаемый Алексей Романович! Большой конец сделали, и в такой мороз! Вы бы по телефону!
— Не нашел возможным, — ответил Патмосов.
— Что-нибудь особенное? Вы его видели? Узнали? — с тревогою спросил Колычев и спохватился: — Что ж мы стоим! Садитесь, пожалуйста. Вот и папиросы!
Они сели у стола друг против друга.
Патмосов вынул из кармана бумажник, достал оттуда полученный им чек на пятьсот рублей и положил его на стол, подвинув к Колычеву.
Колычев с изумлением отшатнулся.
— Что это значит, Алексей Романович? — спросил он.
— Простите, — тихо сказал Патмосов, — сейчас я не могу взять на себя вашего дела.
— Почему? — с изумлением воскликнул Колычев. Патмосов с минуту молчал, потом ответил:
— Я не хочу объяснять вам причин, уважаемый Андрей Федорович, но сейчас мне кажется, что я даже не нужен. И вообще в этом деле лишний.
— Но без вас я слепой!
— Мое зрячество причинило бы вам больше горя и ни от чего не спасло бы вашего сына.
— Он разорен? — обреченно допытывался Колычев. — Растратил?
— Вероятно, — ответил Патмосов, — хотя сейчас не могу сказать вам точно. Но могу сказать, что он теперь поправится.
— Я ничего не понимаю, — растерянно сказал Колычев, — слышу только, что вы отступаетесь, и чувствую, что-то скрывается тут.
Патмосову стало тяжело видеть скорбь отца и честного человека.
Он быстро встал.
— Могу обещать вам одно, — твердо сказал он, — что я не оставлю вашего сына в минуту опасности. Теперь же не нужен. Вреден даже, — прибавил он с улыбкою и протянул Колычеву руку.
— Я в отчаянии и не знаю, что думать, — глухо сказал Колычев.
— Вы ведь не можете насильно вырвать его из Петербурга и отправить, например, за границу?
— Нет!
— Оставьте это дело своему течению. Он поправит, а тогда… тогда заставьте его уехать. Патмосов пожал Колычеву руку и быстро вышел. Колычев взглянул на чек, оставленный Патмосовым, и тяжело вздохнул.
Какая гроза собирается на его голову?..
Патмосов возвращался домой и думал, что иначе поступить он не мог.
Донести, но о чем? Факта налицо нет, и нельзя Колычева с его именем выгнать из клуба.
Поймать?
Самое лучшее — отойти и наблюдать издали.
Если он что-нибудь понимает, то для него несомненно, что Колычев быстро порвет сношения с этими мазуриками.
Вот тогда и спасать его.
А теперь — в сторону.
Он приехал домой.
— Вас ждут два господина, — сказала ему горничная.
Патмосов прошел в кабинет и приказал просить посетителей, которые ждали его в гостиной.
Патмосов беседовал с ними часа два, потом уехал с ними и вернулся домой только вечером.
Несмотря на усталость, он был весел.
Ему предложили крайне интересное дело, за которое он взялся с увлечением и которое отвлекало его от мыслей о Колычеве.
VII
В этот день Пафнутьев не видал Патмосова и на другой день приехал к обеду с коробкой конфет и кучею новостей.
Дружная семья села за стол, и никто бы не подумал, видя за столом Патмосова, что этот добродушный господин, отец, с которым так легко и свободно все шутят и разговаривают, — гроза темного Петербурга, воров, мошенников и убийц.
Обед кончился. Патмосов увлек Пафнутьева в свой кабинет и, когда горничная подала им кофе, запер за ней дверь и сказал:
— Ну, что? Колычев вчера выиграл?
— Вы откуда знаете? — удивился Пафнутьев. — Колоссально! Опять в железнодорожном! Все ждали раздачи и валили деньги, а он бил и бил! На мой взгляд, он вчера унес тысяч двадцать. Бил, как хотел, и что особенно умно с его стороны, так то, что он бросил игру, прометавши талию, и уехал!
— В чем же тут ум?
— Как в чем? На второй мог отдать все назад и своих прибавить!
Патмосов понял и кивнул.
— Скажи мне, посещая клуб, ты все-таки делаешь что-нибудь — следишь?
Пафнутьев засмеялся.
— А то как же иначе! — ответил он. — Это уже само собою. Я, к примеру сказать, знаю все игрецкие плутни, все мошеннические приемы, многие шулерские и, наконец, почти всех шулеров в лицо знаю.
— Владислава Казимировича знаешь?
— Это Калиновского? Как же! Но какой же он, Алексей Романович, шулер! Смелый игрок, и только!
Патмосов засмеялся.
— Так, так. Это видно, что ты всех шулеров знаешь. А Свищева?
— Не понимаю! — обидчиво пожал плечами Пафнутьев. — Вы это нарочно. Крупный коммерсант…
— Чем торгует?
— То есть он больше по комиссиям, — замялся Пафнутьев.
— Так! Ну, а кого же ты знаешь?
— Бадейникова! Вот это шулер!